Сибирские огни, № 04 - 1972
тался он среди хозяев справным середняком, вдовая же его мать была по своему нраву прямо-таки настоящая кремень-кулачка. Костистая, молчаливая, держала она всех домашних и даже самого сына в желез ных руках. «Гляди-ка на нее, на Мельничиху,—с удивлением, даже с за вистью говорили в деревне.—Под восемьдесят ей, а стоит как пень ду бовый, и зубы все до одного целые, и слухменная —мышь пробежит и то услышит,— и говорит на удивленье чисто, про такую не скажешь, что —шамша!» Ну, а что же Марьяша? Привез ее Иван из другой деревни, погу ляли соседи на их не слишком шумной свадьбе, и стала она жить, как все утевские бабы. День за днем, год за годом, под рукою у свекрови и мужа, без отказа, без устали работала и в доме, и во дворе, и на ого роде, и в поле... Уже двое детей завелось у нее, когда Ивана закрутило на шумных сходах, по-новому называемых собраниями: он будто для этих собра ний и родился на свет. Ходил взъерошенный, тревожный, пропадал по целым дням и даже по ночам, так что являлся домой голодный, охрип ший. Вскоре его заприметили, избрали делегатом на уездный съезд Со ветов. На съезде Иван поимел в себе смелость держать речь и, видно, складно у него получилось, потому что опять избрали его, и делегатом уже от всего уезда покатил он в губернию. В Утевке не знали, высту пал ли Иван на губернском съезде, только домой он не вернулся: за стрял почти что на год на каких-то там курсах. Вот тут-то с Марьяшей все и приключилось. Сначала, ожидая мужа, жила она по-прежнему: крутилась в домашней каторге, молчала день и ночь —со свекровью ведь не поговоришь,—словом, привычно и трудно жила. Но однажды по нечаянности разговорилась она через плетень с соседкой, молодой одинокой вдовушкой Ульяной,— разговорилась и уж не могла остановиться, пока не высказала всего, что скопилось, за легло на сердце за десяток замужних лет. Ульяна все поняла, и пове лась у них дружба, втайне от старухи. Ульяна работала хожалкой в больнице, от нее всегда попахивало карболкой или еще каким-нибудь снадобьем. Она была доброй и слав ной бабенкой, любила поозоровать, загуливала и песни пела беззабот но, как птица. Через нее, верно, и встретилась Марьяша с кучерявым ямщиком Яшкой. Речистый на людях, Иван Мельник дома чаще всего бывал угрюм, под стать матери,—ни жена, ни ребятишки не видели от него ласки, не слышали смеха. Даже голоса его не слышали, случалось по целым дням, а Марьяшу он, наверное, понимал как предмет будничный, в избе как бы обязательный. В положенное время была она ему женой, ходила бе ременной,—«пупком вперед», как говаривала Ульяна,—кормила груд ного, учила шагать по земле, выпускала на улицу, на первых порах, в одной рубашонке, чтобы стирки лишней не заводить. Потом тяжкий этот круг зачинался сначала... И получилось так, что в свои тридцать лет, встретившись с Яшкой- ямщиком, столь непохожим на всех остальных мужиков, Марьяша сна чала перепугалась, задичилась, даже в молитвы ударилась. Но сердце ее все-таки раскрылось навстречу Яшке, и, забыв о грехе, о мужнином кнуте, слюбилась она накрепко с ямщиком, будто в сладостный омут погрузилась. Тут уж и веселая грешница Ульяна перепугалась —так на ее гла зах вдруг переменилась Марьяша, такою стала ловкой, быстрой, даже красивой: вся будто изнутри засветилась... Заметила эту перемену и свекровь. Не сказав невестке ни слова, она
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2