Сибирские огни, № 04 - 1972
А теперь? Обходя дебаркадер, старик минутку постоял в зале ожидания, полу пустом —пассажиры сидели и лежали на скамейках. Кто-то спросил: — Порфирич, говорят, на пенсию идешь? — Иду. — Поздравляю! Вахтенный матрос, девушка лет двадцати, тоже поздравила, увидя шкипера на борту. И что это они все? Будто радуются, что Гаврюхин уходит на пенсию. Даже обидно стало. Захотелось побыть одному, и он нашел уединенное местечко в трю ме. Спустился по крутой лесенке вниз, во влажный сумрак. Сел на шпан гоут. Притих. Он прощался с дебаркадером, как со старым другом... Лиза с трудом разыскала Мудрого. — Степан Порфирич! В клубе вас ждут. — Да я, девонька, того... старую пробоину захотел поглядеть. Не текет ли? Народу в клубе собралось много. Все одеты по-легкому, нарядно. Костюмы, форменные кители, пуловеры, цветастые платья... Женщины отмахиваются от комаров ветками карликовой березы, мужчины густо дымят в коридоре. Сквозь толпу проплыла зеленая шляпа —новая, только что с мага зинной полки. Под шляпой —малиновый нос. Желудев! — Салют имениннику! —заорал кто-то. Желудев на ходу обернулся, кивнул. Он был сейчас вроде оглушен ный. Как рыба, вытащенная на берег. Как-то не верилось ему, что вза правду все эти люди: капитаны, механики, матросы, крановщики, судо вые радисты, шкиперы, диспетчер Лиза Колокольцева, начальник ком мерческого отдела Мигунов и даже сам Горчаков —решили отметить его пятидесятилетие. Не верилось потому, что все это уж очень как-то' неожиданно. Еще вчера эти люди проходили мимо и словно не замечали его, некоторые даже не здоровались. А нынче... прямо неловко: десятки глаз — на него. Разглядывают, наблюдают за каждым его движением — как вошел в зал, как снял шляпу и пригладил ладошкой жидкий чубчик, выступающий клином на лоб, и как сел на передней скамейке, рядом с супругой и тремя дочерьми. Желудев украдкой озирался. Понимал: недостоин такой чести, что бы целый коллектив праздновал его именины. И окончательно расте рялся, когда пригласили на сцену. На сцене —Королев, как член месткома, и Лиза, позвякивающая чем-то железным, наверное ключом, о графин. Появился Мудрый. Сел не за красный стол, а обочь. Палку —между коленей, на палку руки, а на руки бритый подбородок. И уставился в зал. Угрюмый, думая о чем- то своем. — Товарищи! — сказала Лиза. Желудев вздрогнул: Лиза начала говорить о нем. Он слушал, а на уме было одно: «Недостоин... недостоин...» Вспомнил, что пишут про лю дей, юбилеи которых отмечаются коллективно. Это —люди заслуженные, всеми уважаемые, сделали в жизни что-то большое. А что он, Желудев, сделал? Ну хорошо, учился. Потом сразу из техникума —на фронт. Воевал, до Берлина дошел, награжден двумя орденами и медалями. Как раз об этом говорит сейчас Лиза с трибуны. Ну, а дальше? Запо лярье, женитьба, куча детей... выпивки. Лучше бы уж ругали его сей час. Было бы легче.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2