Сибирские огни, № 04 - 1972

1945-го, только дважды покинув на время боевые порядки по ранению. Он познал го­ речь отступления 1941 года: Мы шли по разбомбленной автостраде От Дорохова на в о с т о к , к Москве, Остатки нашей танковой засады — Два танка, уцелевших, в голове, И два десятка пехотинцев сзади. В марте 1945 года он ворвался с наши­ ми войсками в Германию: Стрела на перекрестке — «Гутенштадт»« — «Хороший город»,— переводит кто-то. Хороший? Вот как! Головни чадят. Горят в ночи жилища древних готов. Недаром образы, ощущения и детали войны навсегда вошли в поэтический строй его стихов. Даже когда он позже описыва­ ет мирную грозу, то и здесь мы видим во­ енную локальность образов: И вспыхнув, как бездымный порох. Сверкнула молния вдали. Потом упала ртути капля. Потом, летя сквозь света сноп. Как эскадрон — из ножен сабли! — На рощу ринулся потоп. Л. Решетников вообще более военный человек по всей своей психологии, чем, ска­ жем, Н. Перевалов или И. Ветлугин. Его сердце тоже ранено войной, однако он от­ четливо чувствует не только тяготы, но и героизм войны, когда в бою раскрываются самые сильные черты человеческого харак­ тера. В стихотворении «Сапун-гора» поэт на­ ходит накаленные, как шквальный огонь, слова и подробности. Морская пехота под­ нимается в контратаку на штурмующих немцев: Из-под тельняшки, выцветшей от стирки, Вдруг бескозырку выхватил солдат. Куда ни глянь — вся рота в бескозырках, Все каски — в ряд — на бруствере лежат. Динамичный, резкий стих совсем лишен тропов, ибо сама реальность настолько эмо­ ционально напряжена, что прямое выраже­ ние как раз наиболее впечатляет: «Да, беско­ зырка каски не железней... Но в схватке насмерть каски бесполезны. А бескозырки? Что ж, они видней». Они видней врагу. В бетонных дотах При виде их его бросает в дрожь, Когда идут бойцы морской пехоты С единственным, как жизнь и смерть: «Даешь!» Потрясающая своей достоверностью де­ таль завершает стихотворение: «По каскам неразобранным потери подсчитывает ротный старшина». Поэт свободно переходит к разным стиле­ вым манерам, что создает некоторую пест­ роту его индивидуального почерка, но зато расширяет диапазон изобразительных средств в соответствии — всякий раз — с идейно-художественной задачей. В стихо­ творении «В конце войны»» изображен полк_ заснувший после трех бессонных суток: Был воздух, словно жидкое стекло. Текуч и зыбок, как струя речная. Кусты и травы — все за ним текло. Никак за окоем не утекая. И как на дне реки, под птичий щелк, Средь водорослей, вьющихся по склону, Сраженный сном, лежал стрелковый полк. На два часа от мира отрешенный. Здесь, наоборот, все метафорично — вос­ приятие знойного воздуха, как струящейся реки, усиливает впечатление всеобъемлюще­ го царства сна^ и богатырской былинности всей картины. Сам текучий воздух видится словно сквозь сон, изображение чуть сдви­ нуто, смещено по сравнению с конкретной реальностью. Иногда поэт как бы вычеканивает цвет­ ную гравюру, изображая, например, Шандо­ ра Петефи: В расстегнутой венгерке нараспашку И в красном якобинском колпаке Летит поэт,— Звенит о шпоры шашка. Стучит седло по седельной луке. Иногда он передает не столько объек­ тивные признаки явления, сколько субъек­ тивное впечатление,— так он, например, опи­ сывает свое состояние во время ночной ата­ ки: И вдруг вдалеке зазвучало Протяжно и тихо: «Ура-а-а!» Как будто за сопкою дальней Вдруг кто-то большой застонал, И звук тот, глухой и печальный. До слуха едва долетал. Знаменитое русское «ура!», которое мы привыкли воспринимать как нечто громо­ гласное и несокрушимое, доносится до сол­ дата, готового к броску, тихо, глухо и пе­ чально,— наверно, с далекого противополож­ ного фланга. Мы нервами ощущаем, как по­ степенно, волной, поднимается солдатская цепь, и «ура!» докатывается до нас... И вот перед рывком в атаку — «как игла, щемящая ниточка боли сквозь сердце внезапно про­ шла». Это обнаженное субъективное состоя­ ние переводится во внешний план: «И сам я летел через бруствер, вперед выдвигая плечо». В концовке даны зримые реалии, но для читателя они уже наполнены тем интуитив­ ным чувством, которым пронизано все сти­ хотворение: . Качалась земля под ногами. Моталась луна меж голов. Да билось, пульсируя, пламя На выходах черных стволов. Через пульсирующие огнем а томаты, че­ рез эту точную подробность мы ощущаем вдруг мощь и неудержимость атаки, в ко­ торую так страшно было подняться. Сопря­ жение интуитивного состояния с реальными деталями создает значительный эмоциональ­ но-художественный эффект, раскрывает сложный психологический процесс, пережи­ ваемый солдатом за считанные секунды.