Сибирские огни, № 04 - 1972

обрядческих скитах, где старики хранили древние песни — величальные, свадебные, обрядные. После войны возникло творче­ ское содружество В. Пухначева с новоси­ бирскими композиторами В. Левашовым и A. Новиковым. Эти три имени стоят у исто­ ков новой массовой песни о современной Сибири. С песни «Над широкой Обью» (муз. B. Левашова) началась известность поэта- песенника Пухначева. Он как бы перекли­ кается со Смердовым, отвечает делом на сожаление об отсутствии «обских песен»: Над широкой Обью Бор шумит зеленый. Над широкой Обью Чайки день-деньской. В стороне сибирской Песни Волго-Дона Породнились с песней О волне обской. У песни как поэтического жанра есть свои художественные особенности. Услож­ ненная метафоричность и тонкая детализа­ ция, присущие лирическим стихам, будут мешать музыкальному выявлению подтек­ ста. Ей противопоказана многоплановость и необходима внутренняя мелодика, напев­ ность, что вовсе не обязательно, скажем, в поэме. В песне В. Пухначева «Там, где в поле рожь цвела» сама ритмика, само исполь­ зование рифмы уже рождают мелодию: Небо ясно, день лучист. Шел со стана тракторист И не ведал никакой тревоги. Кто бы мог сказать. Угадать, Как сошлись На всю жизнь Две дороги. Песенность — органическое свойство Пух- яачева, почти каждое его произведение словно заключает в себе музыкальный мо­ тив: Вьют туманы кружево Над рекой. Где ты, милый-суженый. Дорогой? То же самое можно сказать и о таких его лучших песнях, как «Придет —не при­ дет?», «Седые ковыли», <<Над полями зорь­ ка светлая», «Ох, до свиданья», «Стоит бе­ резка в поле белом». Недаром на его тек­ сты С охотой писали музыку Т. Хренников, В. Мурадели, И. Дзержинский, М. Коваль, Г. Носов. В. Пухначев обратился к традиционному для Сибири образу Ермака. Интересно, что творческое увлечение этим образом нача­ лось все с той же поездки по Нарыму, с ус­ лышанной хантыйской 'сказки о русском брате Ермаке и о Кучуме. Конечно, поэт и раньше знал об этих исторических лицах, но увлекся ими лишь тогда, когда впервые уловил фольклорный, сказовый дух их об­ разов. Несколько лег он изучал редкие книги и рукописи, которые говорили об этом пер­ воначальном подвиге русского народа в Си­ бири, работал как историк, исследователь. Весь этот материал воплотился в форму, предназначенную для музыки: было написа­ но либретто оперы «Ермак» (музыка А. Касьянова). Психологически разработанные образы Ермака, Степашки, Натальи, Галии выра­ жают себя в ариях, песнях, дуэтах. Незау­ рядное знание и чувство фольклора переда­ ет самобытность эпохи, проявляется в языке героев. Русской песенностью проникнута, например, ария Степашки: Где бы мне, Степашке, Такую сошку взять. Чтобы степь сибирскую Враз распахать? .........................................................- • • Эх, бы мне, Степашке, Косу таку найти — По траве-муравушке До моря пройти. В. Пухначев — поэт-песенник, именно э этой ипостаси он и внес свой вклад в об­ щий облик поэзии, созданной старшим поко­ лением новосибирских поэтов. К этому же поколению принадлежит и Михаил Павлович Кубышкин, поэт дере­ венский по всему своему складу. Его поэмы «Кисельные берега» и «Сибирская поэма» далеки от совершенства, великолепные по- выразительности куски соседствуют с вя­ лыми и банальными. В них живее и ярче изображена дореволюционная деревня, а картины деревни новой написаны по общим схемам и упрощены. Восприняв величие исторического перелома, поэт вроде бы уже не обращает особого внимания на много­ сложность и многотрудность дальнейшего развития. В нас глохнет чувство удивленья, А ведь ему расти и цвесть От постоянного сравненья Того, что было, С тем, что есть. Так сформулировал Кубышкин одну из- основных своих поэтических идей. Между тем, мы теперь совсем редко прибегаем к сопоставлениям с 1913 годом, все реже сравниваем наше сегодняшнее развитие да­ же с 1940-м. Мы все чаще ведем отсчеты от середины пятидесятых годов, настолько бур­ но развивается наша эпоха. Такое мировосприятие, видимо, сказалось и на поэтике Кубышкина, на его привер­ женности к самой традиционной форме сти­ ха, без малейшего желания хоть как-то мо­ дернизировать его, использовать какие-то формальные находки последнего времени. Но неотграненный талант Кубышкина настолько силен, что кажется, будто поэти­ ческий язык органичен для него, как врож­ денная бытовая речь, льется абсолютно сво­ бодно и не нуждается в формальных ухищ­ рениях: Кукол мы учили плакать, Корку резать по частям; Посадив их в старый лапоть, Развозили по гостям.