Сибирские огни, № 04 - 1972
— Зачем двойной? Пускай все так, как есть... «Малышу» лишь на добно пробежать по Яхе, а волны от него огромадные. Ну и того... Кач нут волны нефтянку-те, а тут ее —дерг! Сама слезет. Лиза всплеснула руками: до чего здорово придумано! Побежала тормошить Кремса. Вернулась лишь после того, как «Малыш» вырулил на стрежень, взбудоражив реку. Нефтянка сползла, наконец, с берега. Мудрый и Лиза еще немнож ко постояли на берегу, а затем пошли к поселку. По дороге Мудрый спросил: — Ты, Лиза, потому как грамотная, скажи, что можно понимать за словом эк... экс... Тьфу, язви ее! В мозгах кружится, а н^ язык не садится. -— Экономия? — Да нет! Эк... экое... Толстой, вишь, знал такое слово. — Вы бы к Горчакову...—посоветовала Лиза.—Он эти все непо нятные слова наизусть заучил. — Ну его к лешему, твоего Горчакова! — Что так? — Да уж коль на откровенье пошло, скажу. Не по нутрю рн мне, шибко хитер. — А это плохо разве? Старик покосился. ■— Умным надо быть, а хитрость —это... Чего же хорошего? Ты ду маешь, была надобность увольнять шкипера нефтянки? А начальник — бух приказ! Теперь, бают, замыслил коммерческий отдел с бухгалтерией слить... Чтобы, значит, народу на пристани поменьше было. Старик ковылял, оставляя на песке следы с длинными прочерка ми. Ворчал: — Мы тоже, дорогой начальник, не супроть нового. Подошли к дому старика, двухоконной, с наличниками и резным карнизом развалюхе, которой, по-видимому, столько же лет, сколько ее хозяину. Гнилая дранка на крыше, черная от сажи труба, истяпанные топором ступеньки крыльца. Старик вдруг обернулся. — Слышь-ка, Лиза! Подожди... Я ведь слово-те непонятное вспом нил. Экосез, язви его. Не знаешь такого? — Понятия не имею, Степан Порфирьевич... В книге-то оно хоть как? С какими словами рядом? — Заходи, покажу... В доме Мудрого Лиза когда-то бывала и теперь увидела, что здесь со дня кончины Прасковьи, супруги Порфирича (она умерла год назад), ничего не изменилось. Там же, в углу, стоял комод с никелированными скобами, на том же месте были табуретки, стол, деревянная кровать, прикрытая зеленым стеганым одеялом. Вся мебель была сработана ру ками старика —грубовато, зато навечно. С портрета глядела Прасковья. Детей у Порфирича с Прасковьей не было, родных —тоже, и сей час он жил бобылем. Том «Войны и мира» лежал на столе, на подстеленной газете — раскрытый. Мудрый посадил на нос одни очки, затем другие. Зашеле стел страницами, бормоча: — Ни шута не вижу... Сливаются буквы. — Как же вы читаете? —спросила Лиза, присаживаясь на табу ретку. Старик вздохнул. — Да уж так... потихоньку...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2