Сибирские огни, № 04 - 1972
Если ворон прокричит: — Крра... крра...— это значит: сюда, сюда, тут есть пожива,—и гости не заставят себя ждать. Слетятся хищные птицы, прибегут колонки, рысь, а то и медведь припле тется —все они хорошо понимают, что значит этот крик. Но если он прокричит несколько иначе: Карра-а!.. карра-а!..— Помогите! Помогите!— тут уж знай, что ворон выследил что-то съедобное, но не может удержать, или одолеть, зовет на помощь. Иногда же из глотки ворона вылетают и добродушные, как бы музыкальные, звуки: — Дзинь-ко-ко... дзинь-ко-ко...— Я сыт... Я сыт... На остальных мне наплевать! Но есть звуки, которые воспринимаются по-разному. Скажем, в бору вдруг по слышался душераздирающий крик зайца. Косой попался кому-то в лапы. Крик приво дит в содрогание парнокопытных. А хищникам сулит поживу. При встречах звери не расспрашивают друг друга, где были, что делали, какие удачи имели. Это не принято, да у них и нет таких условных знаков, чтобы объяснить прошлое. Но это не значит, что они не узнают, что было с каждым из них за послед нее время. Тут помогает прекрасное чутье. По запаху, принесенному на шубе, на ла пах, на морде, звери легко догадываются, где кто был, переходил ли согру, бродил ли по болоту, скрадывал или гоном брал добычу, сыт или голоден, давно ли спал. Кроме того, звери обладают еще одной удивительной способностью —угадывать силу противника. Им достаточно посмотреть друг другу в глаза, чтобы без драки ре шить — на чьей стороне преимущество. Теперь можно представить себе, какие обширные возможности у зверей общаться друг с другом. И не так уж замкнута их жизнь. Она полна волнений, горечи, радости, самых больших неожиданностей и трагедий... За синий Коларский хребет упало солнце. Вспыхнули и погасли вершины гор. Лиловая муть прикрыла отогретые дали. Тихо в сосновом бору; любители тепла и све та, закончив суетливый день, попрятались уже в дуплах, в чаще, под листвою, а ноч ные звери и птицы еще не начали жить. По вот из-за пологих хребтов появилась луна. Она осветила лес, прочертила чет кие тени стволов, разбросала переменчивые тени густых крон. Под холодным светом луны забелели по косогору кости крупных и мелких зверей. На краю узенькой поляны под ольховым кустом были волчьи норы. Вход в них при крывался толстыми ветками упавшей сосны и был почти незаметен для постороннего глаза. С трех сторон норы охранялись осиновой чащей да сосновой порослью. Много лет они служили убежищем волчьей семьи. Волки не терпели чужаков — вот почему поблизости от нор и не жил никто. Волки почти уничтожили зайцев, глухарей, мелких хищников. Не один смельчак поплатился жизнью за попытку проникнуть в этот уго лок старого бора. Разве только весною да осенью, соблазнившись кудрявыми соснами, заночует тут стая перелетных птиц, да зимою случайно забредет сюда, в поисках корма, сохатый. Но вот погас и вечерний свет. Сгустилась тьма. У норы лежала старая волчица, опустив тяжелую голову на вытянутые передние лапы. Заживший шрам пересекал наискось широкую бровь, затемнив навсегда левый глаз. Уши волчицы чутко сторожили тишину. Она изредка приподнимала голову, втя гивала влажными ноздрями воздух, ждала. Из норы выглядывали пять нетерпеливых щенков. Вечерний сумрак возбуждал их, им хотелось бегать, играть, но они не смели без разрешения матери покинуть свое душное убежище. На таежные травы легла прохлада. Волчица приподнялась, настороженно осмот рела лес, затем долго обнюхивала воздух. Убедившись, что в старом бору все остает ся без изменений, она встала. Как по команде, из норы выкатились щенки, и пошла потасовка. Волчата бросились к ключу, прыгали через валежник, кувыркались, таскали друг друга за хвосты. Волчица была равнодушна к игре малышей. Волчата же, для которых мать явля лась воплощением не столько любви, сколько чрезмерной строгости, следили за каждым
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2