Сибирские огни, № 04 - 1972
Храпов сорвал с себя нижнюю рубаху, исполосовал на лоскуты, наложил тугую повязку. Подхватил Наталку на руки и зашагал с ней, словно медведь, напрямик через камыш, через бурелом —в лагерь. — Храпов, я сама. Храпов... — Э-э! Да помолчи ты! —цыкнул он на нее, и она, смирившись, до верчиво приникла к его плечу, обхватила руками тугую шею... Угрюмый и злой, Храпов галопом влетел в Невьяновку. Чуть не соил, было, у колодца зазевавшуюся бабу с ведрами. Осадил скакуна у дома Усковых. Во дворе кряжистый чернобровый старик в длинной белой рубахе выстругивал оглоблю. — Здоров, батя! Бог в помощь! — крикнул Храпов громче, чем хо тел бы. И спросил уже тише, охрипшим вдруг голосом: —Наталья в избе? Старик вогнал топор в чурбан, вытер рукавом пот с лица. Кольнул взглядом нетерпеливого всадника. — Откель это? И куды торопишься? Заходь. — Наталья-то где? — сдерживая коня, переспросил Матвей. — А иде ж ей быть? Иде все бабы —в поле. Да ты въезжай. Скоро придут.—Старик распахнул плетеную калитку. Широким жестом указал на дом,—Повечеряем... — Спасибо, отец. Сыт («С^ыт по горло»,—усмехнулся про себя). Огрел Сармата плетью и—в поле. Он хорошо знал большое поле Усковых: не единожды исходил его с плугом и жаткой. Вон в ложбине, за косогором. Еще издали заметил бе лые платки женщин — сестры и снохи Усковых вязали снопы. Матвей остановил коня. Приложил козырьком руку, стараясь раз глядеть лица. Не смог. Тогда, пригнувшись к гриве, наметом пустил Сармата через поле. Женщины разогнули спины, удивленно, как по команде, повернули в его сторону головы, повязанные до самых глад платками. Наталья —ближняя. Скрестив на груди руки, уверенно стояла на стерне, исподлобья глядя на приближающегося всадника. Сдерживая коня, Матвей описал вокруг жницы крутую спираль. Встав на стременах, выхватил шашку. — С-сука! Занес клинок над головой. — Наташ-ша! О-и-и!..—повис над полем истошный вопль. Улька, младшая из Усковых, вытянув, как слепая, руки, спотыкаясь, бежала к ним. Наталья не шелохнулась. Не прикрылась от удара рукой. Все так же в упор смотрела на Матвея. И только теперь он увидел ее глаза. Не было в них страха. В них застыло презрение. И Матвей словно забыл о занесенной для удара шашке (которая не знала промаха!), о страшной своей обиде, о Горяеве, о самом себе... Наталья повернулась к нему спиной и, легко покачивая располнев шим станом, неторопливо пошла к сгрудившимся, оцепеневшим в немом ужасе, женщинам. Матвей, бессильно опустив шашку, тупо смотрел на узкие Натальины плечи, на сильные, тронутые летним загаром ноги. И еще не рассудком, а каким-то неведомым чувством, от которого заныло вдруг сердце и сухо» стало во рту, понял — это все. Уходит Наталка. Уходит навсегда.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2