Сибирские огни, № 04 - 1972

выбраны как нельзя лучше. И когда, нахлобучив папаху и повязав низ лица красным платком (Наталкиным платком!), Храпов с разбойным гиком выскочил на дорогу, низкорослый и плотный хозяин колобком ска­ тился с подводы и присел от страха. А увидев в руке всадника свистящий клинок, пустился наутек. С улюлюканьем Матвей гнал упитанного купчика до болота. Приказал лечь вниз лицом и считать до тысячи. Все это было, конеч­ но, лишним и походило, скорее, на мальчишечью игру, чем на вооружен­ ный грабеж. Просто Матвей не мог удержаться: его лихая, деятельная натура требовала разрядки... Совесть? Перед честными людьми, считал Матвей, чиста как стеклышко. Ведь требушил-то он непролетарскую «шелупонь», жиреющую на мирской беде. И, как это бывало во времена его партизанских похождений, Матвей, уезжая, не преминул тыльной стороной клинка «пощекотать» затылок перепуганного «коммерсанта». Просто так, для пущей важности, для острастки. Теперь-то уж нэпма- нишка не то до тысячи —до пяти тысяч считать будет! Потом вернулся к дороге, подпряг Сармата к подводе, развернулся и размеренной рысцой затрусил в обратную сторону, в Забродино. Быд там у него надежный человек — царский каторжник Батманов. Матвей «сдал» ему все, кроме чая. Перекупщик почему-то уперся: — Чай не возьму. Неходовой товар. Матвей ругнулся, попросил припрятать ящик на день-другой. — Темное наше дело, Матюха,—хмуро ответил старик перекуп­ щик.—И тонкое: не знаешь, где порвется. Надо наверняка. У себя ничего не держу. И тебе не советую. — Куда ж я с ним? Не выбрасывать же?! — Не знаю, парень. Попробуй казахам на заимке сбагрить. Денег они тебе, конечно, не дадут. Не те люди. А пару баранов подкинут. «И то!» — подумал Матвей. Пересыпал пачки в мешок. Приторочил к седлу. С тем и уехал. А потом захлестнула и понесла горячка загото- вительских буден. Не до того было. Вот и пылился мешок в сарае за по­ ленницей, пока не попал на глаза Наталье. Но сразу тогда она не побежала к Горяеву. «Пожалела,—скрежет­ нул зубами Матвей.—Ишь, праведница». Он растер в пальцах давно погасший окурок, рассыпав крошки табака по столу... Многое прощала гордая Наталья Матвею. Говорят, в человеке —два человека: белый и черный. Смотря на чей взгляд: кто что увидит. На­ талья видела мужа всяким. Только перед ней одной неистовый «таежный барс» Храпов мог быть покорным и кротким. Ей одной была отдана лучшая часть его души, его нежность, его нерастраченная, хмельная любовь. Она любила ревниво, тревожно и пылко. Гордилась им. Была благо­ дарна ему и за его страсть, и за его силу. И горько плакала втихомолку, когда Матвея вновь «заносило» и он выкидывал, как говорил Горяев, «очередное, с левым выпадом, коленце». Но не только в слезах изливала она свою обиду, свою боль, свое «противление». Говорила и в глаза ему правду о нем. Била словами не­ щадно. Матвей не оправдывался. Виновато помаргивая, терпеливо вы­ слушивал, давал слово. Но... проходило время, и все повторялось сна­ чала. Не мог он, Матвей Храпов, понять и принять нэп, в штыки его встретил. Болела и свербила Матвеева душа, не перебродила еще в ней ярость, хотя и зарубцевались раны гражданской войны на крепком теле.