Сибирские огни № 03 - 1972

— Не надо было посылать меня на войну! — Господи! Он спятил! О какой войне ты говоришь?! — Не надо было посылать меня на войну! — устало повторил Котта, как будто не замечая пляшущего перед ним Лорана. — Ну, поглядите-ка на него!— Смотреть было некому, Лоран понапрасну растрачивал ораторский пыл.— Когда шла война, ты еще ходил под себя, мой мальчик.— Он приблизился, тронул влажными короткими пальцами холодный лоб Анри и театрально отдернул руку. — Война не прекращалась ни на один день. Если угодно, назовите это охотой: вы ведь и теперь на охоте. Лоран рассмеялся: — С такой дичью, как ты, любому охотнику не поздоровится! Да,— спохватился он вдруг, будто забыл спросить о ничтожном пустяке, — почему ты не полетел в Рио? — Чтобы иметь возможность оказаться здесь. — Но они-то зачем отпустили тебя? — Мсье Лоран! — Анри уже сердился.— Я ведь полетел к больной жене. Внимательно и строго, с оттенком жестокого безразличия, с внезапным равноду- шием к предмету разговора Лоран разглядывал Котта: большие ступни, упирающиеся в ковер, открытые над щиколоткой голени, развернутую грудь от того, что руки заведены в стороны и повисли у подлокотников, едва не доставая до пола. — Как мы доверчивы,— сказал Лоран серьезно, будто соболезнуя в эту минуту правлению чужого, испанского клуба.— Нас обманывают, водят за нос, а мы все терпим, терпим. Ты близкий мне человек, а я не знаю, что у тебя на уме? Лоран умолк, серые глаза смотрели кротко и просительно, но Котта не спешил исповедоваться. Что у него на уме?! Откуда набраться слов, чтобы выразить владеющее им смятение? Куда убежать от заползающего в сердце отчаяния? Что если Лоран согласится на его условия, на любые его условия, осчастливит его, не подозревая, что щедроты эти туго набьют карман мадридского Казначея? Как ему жить, как выходить на праздничное зеленое поле, как играть с этой тяжестью на душе? Участливый голос Лорана вывел его из оцепенения: — Что-то у тебя с ногой случилось, Анри? — Вот они обе, при мне! — Скрывая озлобление, Котта приподнял обе ноги, ударил ступнями о ковер так сильно, что правую голень пронзила боль.— Что им сделается, моим ногам! Вот, смотрите! — Он сколько мог задрал правую штанину. Это был небольшой просчет, нужно было поднимать обе вровень.— Ноги целы, только перековать надо в ваших конюшнях. — Чего ты бесишься, Анри? Имею я право спросить? Об этом не пишут в газетах, но мы обязаны все знать, нам за это платят деньги. Я слушал радио, в Рио, кажется, отличился Стурссон? Темная лошадка? — Если мы сговоримся с вами, Стурссон займет мое место: не будь его, Мадрид не отпустил бы меня, я мог бы диктовать любые условия. — Ужасно все запуталось, Анри,— опечаленно проговорил Лоран.— Иногда мне кажется, что футбол умирает и все мы только притворяемся, что заняты делом. Лучшие команды играют без крайних нападающих, как будто их и не было, и выигрывают! Я прилетаю к тебе сюда, обхаживаю тебя, терплю твое упрямство, а футбольные мудрецы утверждают, что крайние нападающие — анахронизм, что-то вроде динозавров... — Интересно! Охота на динозавра! — Очень возможно! — воскликнул Лоран.— И, может быть, я выгляжу смешным, а я этого так не люблю. Котга решительно поднялся, стянул у ворота галстук и надел пиджак. — Вот что, мсье Лоран,— начал он строго и отчужденно, ибо ничего уже не хотел от своего чувствительного соотечественника, и оставалось только одно желание — сохранить до конца гордость, не поддаться его уговорам. Сейчас это было нетрудно.— Что-то мы с дела сбились, а я-то как раз решил сказать вам, что у меня на уме.