Сибирские огни № 03 - 1972

— Он приставал ко мне с разговором,— холодно сказал Котта, уже вполне владея собой,— а я повернулся спиной.— Мануэль и Дора не виноваты, сердце уже не щемило, надо было приготовиться к борьбе.— Как вы узнали, что я здесь? — Пока авиакомпании еще успевают регистрировать всех самоубийц, летающих на самолетах, я могу получить любую справку даже из Австралии. За что-то же нам платят деньги, Анри. Ну, и Лоран допустил ошибку, поторопился снять номер. Да-а,— протянул он задумчиво,— тебе не надо было делать два снимка. У меня здесь первый снимок, не совсем удачный, но мне-то все равно. Сочувственный тон Казначея не утешил Анри, он не ждал пощады, но как ни напрягал мысль, не мог понять, зачем Казначей явился сюда, зачем тратился на билет, вместо того, чтобы дождаться Котта в Мадриде и с треском выставить его за дверь? — В прихожей у Мануэля я унюхал странный запах,— продолжал Казначей.— Теперь я понимаю, если сжечь этот снимок, точно так же будет смердеть и здесь. — Мануэль тут ни при чем, его не было, когда я пришел: Дора сожгла снимок и дала мне слово ничего не говорить Мануэлю. — Ладно, ладно! — покровительственно сказал Казначей.— Я умею ценить дружбу. Ты уедешь, Мануэлю тоже станет поспокойнее, кончится болтовня. Пришлось проглотить и это: в гостиной у Мануэля он едва сдержался, хотел ворваться в кабинет и съездить по мясистой, огромной, как при слоновой болезни, физиономии. Теперь приходилось терпеть. — Я могу не говорить Лорану, что расстался с Мадридом? — спросил Котта.— Если он узнает, что я повис, он возьмет меня за гроши: если вообще возьмет. Казначей развел руками с горестным снисхождением к человеческим слабостям. — Ты прав: это святая, спасительная ложь. Скажи, что мы тебя не отпускаем, что предлагаем новую, более высокую цену. Слишком не загибай, он не поверит, и дело сорвется.— Он улыбнулся собственным мыслям и посмотрел на часы.— Я бы и сам встретил Лорана, но уж мне-то он не поверит, поклянись я господом богом — не поверит. Подумать только — встретились три католика и не верят друг другу: на чем же тогда держится мир? Ты ведь тоже католик? — Чего же вы хотите от меня?! — выкрикнул Котта в отчаянии, в мучительном страхе перед тем, что надвигалось на него.— Господи, чего вы хотите? — Денег. — Каких денег?! — Все безнадежно запутывалось. — Третью часть суммы, о которой ты договоришься с Лораном. Понимаешь? Я заинтересован, чтобы он дал самую высокую цену. Котта не понимал: о каких деньгах он говорит? Год за годом Лоран будет выплачивать ему деньги,— деньги Терезы, деньги детей, деньги родителей, живущих в бедности, не так. как ему мечталось,— при чем тут Казначей? Лоран выплатит сумму, из которой, может быть, удастся отложить немного на будущее, для какого-нибудь дела, которым он займется, когда уже не сможет играть,— при чем тут Казначей?! — Вот видишь,— обиженно сказал Казначей.— Ты хотел обмануть и меня и Лорана, и это в порядке вещей, да?! А я предлагаю тебе честную сделку, и как ты оскорбился! — Я убью тебя,— сказал, срываясь на хрип, Анри. — Ты не из тех, кто убивает,— вяло возразил Казначей. Всем своим видом и тем, что он даже не глянул на Анри, вовсе не заботясь о предосторожности, он подчеркивал глубочайшее, досадливое недоверие к его угрозам.— И убить меня не просто, я как бык, разве что застрелить, так ведь не из чего и, по правде сказать, не за что.— Он повернулся спиной к Котта, упираясь в подоконник высокими, до колен достигавшими протезами; если налететь со спины, ударить пятипудовым, помноженным на скорость ударом, он проломит стекло и рухнет вниз...— Не приходи в отчаяние, Анри,— дружески басил Казначей.— Ты молод, все еще будет прекрасно. Посмотри, в сквере стоит женщина, беловолосая женщина севера, загадка, нежная белая плоть... Если бы окно было открыто, это могло бы сойти за несчастный случай: но он порежется о стекло, а разбитое окно будет неотвратимо свидетельствовать против Котта.