Сибирские огни № 03 - 1972

— Значит, я должна сутки ждать интервью?!.. А если оно не стоит суток? — Я сообщу тебе интересную новость. — А если твоя новость не стоит суток моей жизни? — Не стоит, Анна-Мария,— сказал Котта.— Конечно, не стоит. Он уже не замечал некоторой ее неряшливости, неухоженных волос, заломившего- ся, смятого воротничка блузки, желтоватых пятен на рабочем плаще, уличной пыли на тонких лодыжках. Это ушло — осталось' достоинство, размеренность, отдельность ее от всей уличной жизни. Не рассказывать же ей о своих бедах, о Терезе, об ее истерзанных нервах, обо всем этом жалком, домашнем, далеком. — Сутки так сутки,— сговорчиво согласилась вдруг она.— Меня никто не ждет. — Совсем никто? — спросил он просто, без наигранного мужского интереса. — Я всех отучила ждать меня! — А это возможно? — Если тебя ждут, а ты не идешь, обещаешь и все равно не приходишь, люди перестают ждать. — Довольно бесцеремонно! — Да, но лучше, чем не прийти однажды, когда ты действительно нужен. — Как узнать — когда? — Я всегда это знаю. Он уже начинал сердиться: она будет интересничать, болтать чепуху, а он вынужден подыгрывать, только бы эта девица не ушла, не кинулась к телетайпу, к бильд-ап- парату. Сколько это может длиться? Уже они исходили взморье, нога болит так, что он вот-вот захромает. Она остановилась, посмотрела в его усталое, недовольное лицо. — Например, я нужна тебе,— сказала она.— Не знаю зачем, но нужна, иначе, ты сразу отделался бы от меня. — Ты права. Ты мне нужна. Она пытливо смотрела на него. — Ты остановился в «Англетере>? — Нет. Рядом с причалами...— Он назвал отель. Анна-Мария радостно оживилась: — Прекрасное местечко: там грех и добродетель переплелись так тесно, что никто уже и не отличит их.— Она рассмеялась, запрокинув голову.— Датчане собирали деньги на шикарный памятник морякам, погибшим в прошлую войну, а потом решили, что лучше будет в память о них построить не монумент, а гостиницу для живых, нуждающихся моряков. И немного помогать вдовам погибших. — Сплошная добродетель, в чем же тут грех? — Поживешь — увидишь! Чем меньше народ потерял,— заметила Анна-Мария,— тем усерднее он чтит память тех, кто погиб. Это странно, правда? — Она объяснила свою мысль: — Поднимают шум из-за каждого убитого на войне, а вокруг гибнут тысячи. — Просто умирают? — Нет, совсем не просто: их убивает время, автомобили, нужда, подлые старики... Не пялься на меня,— Ее глаза повеселели.— Я не наркоманка, у меня от рождения большие зрачки. Было странно и тревожно, что она угадывала многие его мысли. __ Все-таки, ты говоришь о разном,— сказал Котта с наивным превосходством мужчины.— Одно дело так, попросту, сорваться с катушек, а другое, когда ты берешь автомат... — И идешь умирать за того, кому в это время неплохо спится,— перебила его Анна-Мария,— да еще, может быть, с твоей женой. __ Люди знают цену жизни и смерти, и кто чего стоит — тоже знают,— настаивал Котта.— Я теперь живу в Испании, там умеют молчать, а, когда люди молчат, многое становится более ясным.