Сибирские огни № 03 - 1972

— Я ить обманул тебя, Митриевна,— сказал Евтеич, глядя в стол.— Ей-бо, обманул. — На себя-то не наговаривай,— баба Дуня подкрутила в лампе фитиль.— Ей-бо обманул,— упорствовал Евтеич.— Ить я на Чистюньке не был. И вентеря не ставил. Взял вот портвейную да к тебе. — Что ж тут такого,— сказала баба Дуня.— Посидели по-стариковски, поговорили. — Мне, Митриевна, домой идти не хочется. Смутно мне там. Тара* каны одни да кот. Я, Митриевна, нынче всю ночь не спал. И так и этак ворочался, а все как проклятый. И слова-то некому сказать. — Один кому скажешь? — посочувствовала баба Дуня. — От я и говорю. Приспичило мне нынче кончать одинокую жисть.„ Прямь хоть глаза завязывай... А у тебя калитка на соплях держится без мущинского догляду... — Ай жениться собрался? — догадалась баба Дуня. — А чо? — сказал Евтеич.— Давай, Митриевна, сойдемся... А то перед смертью и воды нам некому подать, ежли поврозь. Баба Дуня наклонила голову, раздумывая о чем-то, положила руки на колени, притихла. Потом лицо ее вдруг сморщилось, уголки губ задрожали, в глазах, поднятых на Евтеича, остановились слезы. — Господь с тобой, Евтеич,— всхлипнула баба Дуня.— И впрямь из тебя питок некудышний. Сидел, сидел, и — на тебе — рассмешил старуху.— Баба Дуня попыталась смеяться: и плечи у нее вздрагивали, и морщины на щеках разглаживались, да только светлые глаза потемнели, наполнились печалью, каким-то горестно-робким изумлением. — А чо? — продолжал Евтеич.— Серьезно те говорю, Митриевна. — Это ж надо так! — восклицала баба Дуня, утираясь уголком платка.— Ах ты, господи... Евтеич качнулся над столом, поскреб пятерней голый подбородок, задумался, трезвея. — От, язви тя! — вдруг сказал он, опуская голову. Потом выпрямился, вздрогнул, будто от холода, обронил: — Ты уж не обижайся, Митриевна. — Да ты что... Помолчали. — Пойду однако... — Иди, Евтеич, отдыхай. Мне чего-то суставы крутить начинает. Не иначе дождь будет. Евтеич взял картуз, тронул бабу Дуню за плечо, кивнул на стол: — Ну, спасибо, Митриевна, за хлеб-угощенье... — Не за что, Евтеич. Потоптался у святого угла, махнул рукой. — Пойду я... — А то б посидел... — Да не-е... Баба Дуня, охая, поднялась со стула, пошла вслед за Евтеичем — дверь закрыть. На улице густела ночь. Было тихо и зябко. Крупные звезды раскатились по небу и не мерцали. — Господи,— сказала баба Дуня, стоя на крыльце и слушая удаляющиеся шаги Евтеича,— темнынь-то какая...