Сибирские огни № 03 - 1972

Тщетно пытался скакун сбросить мать на суровую землю, тщетно метался по нашей степи от горы до горы — и сдавался. Тихий, покорный, готовый к работе любой, возвращался: блудные так сыновья возвращаются в семьи. Мать моя! Где ты, наездница! Годы тебя не щадили: время тебя навсегда унесло на спине иноходца. Смертью зовется тот конь, и над ним твоя плеть не взовьется. Кланяюсь скорбно твоей безгреховной и тихой могиле. Нет, не влекут меня звоны наборных уздечек — я испытала высокое счастье иного деянья: конь вдохновенья, пришпоренный рифмой и жаждой познанья, мчит меня вдаль от степей, деревенек и речек. Что впереди, неизвестно, но это все та же работа: с четырехногой строфой нелегко управляться... О, мама! Я ведь в тебя: крепконога, легка и упряма. Все, что пишу — продолженье труда твоего и полета. СЕЯТЕЛЬ Горы прикрывши своей необъятною черной полою, ясное солнце за пазуху спрятав, громада небес долгим дождем разразилась — и мокрою мглою сеет на наши поля, на деревни, на лес. Сей же, о сеятель! Знаю, придет это теплое время, сбросишь и ты с себя рваный наряд облаков, чтоб, как надежда моя, золотое пшеничное семя к синему небу тянулось всей силой своих колосков! Перевел с бурятского А Н А Т О Л И И П Р Е Л О В С К И П