Сибирские огни № 02 - 1972
Может быть, со временем из памяти выплывет что-нибудь еще, а пока я помню только то, как мы спускаемся со сходен в Астрахани. Хлебников вручает мне, как драгоценный папирус, ослепительно-белый лотос. Он улыбается и говорит, что лотос —символ вечности. Велемир любил иронизировать над своими выдумками и любоваться их минутным великолепием. 1931 г. Ленинград. ВЕСТИБЮЛЬ В аквариуме плавали золотые рыбки. Но, может быть, никакого аквариума не было. Во всяком случае, горели разноцветные лампы... За красные, зеленые и оранжевые абажуры я ручаюсь. Ковры и портье ры сами просятся сюда. Маленькие плюшевые диванчики расставлены с коммерческой заботливостью дирекции отеля; усыпаны, как перхотью, крошечными полосками объявлений. На диванчики никто не садится. От них веет пустотой и ненужностью. Если бы (допустим недопустимое) устраивались выставки вечных пустот (бывает же вечная мерзлота), то этот вестибюль получил бы первую премию. Гак мне кажется. Впрочем, все вестибюли отелей похожи друг на друга, как... я чуть не сказал, как две капли воды, но сейчас же одернул себя. Нельзя повторять набившие оскомину сравнения. Скажем лучше — как собственные дома на соб ственные дома. Здесь идея собственности раздулась, как флюс. Ее без думно охраняют смазливые гарсоны в коричневых курточках, обшитых позолоченными пуговками. Толстяки —встречаются, конечно, и худенькие —думают, шагая по ковровым дорожкам бесчисленных коридоров, что они здесь на несколь ко дней, а на остальное им наплевать. Кого здесь только не было! Как шумит горячая вода, льющаяся из начищенного до блеска крана в ослепительно-белую ванну. Купайся! Тебе все равно больше нечего делать. Счет уже оплачен. Поезд отходит через три часа. Во всех номерах шумит вода. Номеров очень много, и все они заняты путешественниками. Их тоже очень много. Все они пахнут потом и одеколоном. Одни ездят, толкаемые делами, другие — бездель ем. Но все они одинаково шагают по коврам и по паркету. Все одинако во хотят веселиться — и дельцы и бездельники. Коридорные ходят на цыпочках. Я ни о чем не думаю, кроме трех разукрашенных кукол и их весе лого спутника. Они с такой невероятной выпуклостью стоят перед мои ми глазами, хотя прошло уже более пяти часов с тех пор, как я увидел их в фойе. Я вижу их фигуры так выпукло, что теряю краски, как учени ки теряют свои письменные принадлежности. Я не могу передать их классического самодовольства. Если к ним подойти и сказать: «В Гер мании много голодающих безработных»,— то куклы расхохочутся. И они могут так смеяться до самой смерти. Высокий человек, не старый; красивый, ловко скроенный костюм, скрипят лакированные ботинки. На его лбу надпись: жизнь великолепна. Очевидно, .дела его идут неплохо. Он говорит: «Дорогая кузина, твои подруги мне нравятся. Такие милые и юные... Женщинам надо хорошо одеваться. Какое мне дело до всего мира. Где-то есть какие-то негритянки и когда-то были мидяне... Но мне-то от этого ни жарко, ни холодно. Девочки, можете сказать тете Эмилии, что завтракали в шикарном ресторане. Я буду в это время в Ко
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2