Сибирские огни № 02 - 1972

— Слушай, обитатель Грантовой мансарды, а также всяких углов ва печками, в сенках и в комнатенках с сумасшедшими! Ты же имеешь железную волю, когда дело касается пера и бумаги, железное терпение, способность к работе. И все это оказалось у человека мягкого, непо­ стоянного, капризного, нетерпеливого, да и, пожалуй, во всем остальном ленивого. Как такое, противоположное, может уживаться в одном чело­ веке? Но все равно, я ценю, что ты —во имя цели —был так неумолим к самому себе... — Брось-ка ты все усложнять! Просто часть моей натуры очень хо­ тела проявить себя. Барахталась, барахталась и вот—вопреки всему — пробилась на свет божий. Это вот мне нужно удивляться, как ты столь­ ко времени могла терпеть эту студенческую нищую жизнь? — Чудная была жизнь! —кричит хмельная Ника... И все-таки, хоть и весна в душе, тревога день и ночь точит и точит ее, эту душу. Мучает ощущение, что я мало знаю жизнь. И все кажется, что мне больше не о чем писать. Это какое-то проклятье. И это про­ клятье будет преследовать меня постоянно. И еще на душе смутно от того, что я боюсь бросить театр. Уж слишком неопределенен литературный рубль, хоть я и пишу много и быстро... От всех этих тревог я до того устал, что отпросился в театре и уехал с Нани на три дня в тайгу. Туда поехали Гоша Граубин и Гри­ горий Кобяков —журналист, автор сборника коротеньких охотничьих новелл «Гордая песня». Он хорошо знает тайгу, повадки птиц, зверей и рыб, и пишет о них проникновенно и поэтично. Мне по душе такие люди, типа Лавринайтиса, навечно связанные с природой. Без таких людей, земля быстро оскудеет. Небольшого роста, коренастый, ярко-румяный от полнокровия, со светлыми глазами и с волосами в рыжинку, он дружелюбен ко всему миру. И Нани сразу же признает его. Привозит он нас в новенький бревенчатый дом в лесу. Кругом озе­ ра и какая-то радостная тайга. Весной и осенью гремят здесь выстре­ лы. Охотники часто ночуют в доме, и тогда здесь шумно и весело. Ки­ пит на столе самовар, за столом много интересных людей. На подокон­ никах лежат груды убитых уток, на гвоздях по стенам ягдташи, тоже полные утками. А на полу лежат красивые охотничьи собаки. Но мы приехали, когда охота уже отгремела, и в доме пусто. Граубин и Кобяков пропадают с удочками на озере, а мы с Нани бездельничаем и бродим по лесу. И опять у нас с ней праздник. Кроме меня, в этой глуши нет никого у Нани, и она жмется ко мне. И от этого нам с ней хорошо. Как она выросла, моя девочка, моя ферганочка! Вся она отзывная, как осинка. Я узнаю в ней себя. Нелегко ей будет жить при такой ра­ нимости. От этой мысли пасмурно на сердце. Милая моя! Тебе еще предстоит выбирать свое место в жизни. Немало у тебя будет радости и счастья, но будут и гибнуть твои мечты и надежды, и ты еще познаешь всякие страдания. Поменьше бы тебе их. Как бы хотелось для вас таких улучшить будущую жизнь. И я буду, буду работать, засучив рукава, чтобы хоть на капельку улучшить ее. Нас много, и если каждый прине­ сет свою каплю —потекут реки. А в душе у меня все свербит, как будто я впервые в жизни, маль­ чишкой, уезжаю в какой-то далекий, неведомый край; я и рвусь в него, и пугаюсь его, и не знаю, что меня ждет, а в карманах ни копейки, и в том краю —ни единой знакомой души. Я уже подал заявление —