Сибирские огни № 02 - 1972
Я в семинаре у Атарова и Борщаговского. Со мной вместе художник из Свердловска —автор двух сборников —Мелешин, бывший узник концлагеря Юрий Пиляр, нанаец Григорий Ходжер, лезгинец Гаджиев и трое очеркистов-москвичей... Общими силами устанавливаем достоинства и недостатки наших произведений. То и дело спорим. Особенно шумно на семинарах у поэтов. Их слышно даже в кори дорах. Мои рассказы вызывают споры. Пришедший Ажаев утверждает, что меня почти не задевает большой ветер нашей жизни, что пассивная позиция мешает мне видеть главное в советских людях, мешает показать их жизнь, как часть жизни общества. Борщаговский не соглашается с этим, доказывает, что внутренне, в подтексте, мои рассказы утверждают жизнь. Пафос их —в разобла чении мещанства. И в этом их здоровое начало. Я же молчу. Умеющий читать да прочитает. Не слова нужно чи тать в моих рассказах, а нужно слушать язык деталей... Последний день —самый горячий. Издательства, редакции газет и журналов приглашают к себе на встречи, на беседы. Я побывал в «Огоньке», в издательстве «Молодая гвардия». Войдя со всеми вме сте в кабинет, я удивился, увидев в кресле директора одного из бывших вожаков комсомола в Нальчике. Он сразу узнал меня и даже припом нил сыгранные мною роли. Этот человек видел разрушенный Нальчик, бродил по его парку, сидел в театре и смотрел на меня... Вот какие слу чаемся встречи! Запомнилась мне встреча и с Ажаевым. Он пригласил меня в Союз писателей. Сижу у стола, а он улыбается, пытливо разглядывает меня. — Ну, как себя чувствуете? Не запутали вас споры? — Сейчас-то, конечно, в голове у меня путаница,—признаюсь я.— Думать еще нужно... Понять все... И как-то применить в работу... — Это уж как водится... Но обиды нету? — Нет-нет, какая обида!.. Я ведь понимаю, что мне добра хотят... И я, конечно, буду всячески расширять свои взгляды на жизнь. Ведь мне гоже хочется, так сказать, встать на передовые позиции... Я про бовал писать по-друтому, но сразу же терял то, что вам, например, у меня нравится... Почему-то получаются у меня одни лозунги... Ажаев задумывается, нервно постукивая пальцами по столу, и на конец говорит: — Все, что вы услышали...—Он замялся на миг.—Вы все это об думайте. Пользу это, конечно, принесет... Но только не насилуйте себя... Тут можно все испортить.—В глазах его мелькает беспокойство.—Не можете в чем-то переделать себя —не надо. Пишите так, как подска зывает душа. Конечно, от себя, от своей биографии никуда не убе жишь. Вот эти слова и удивили меня. Значит, все, что говорилось в докла де, не было незыблемой истиной? Значит, это все говорилось вообще, и я могу оставаться таким, какой я есть? Сейчас сидит передо мной не докладчик, не секретарь Союза писа телей, а простой человек, автор романа «Далеко от Москвы», обеспо коенный гем, чтобы не сбить меня с голоса. Это меня уже ободрило... Незабываема последняя ночь в Москве. В поздний час мы, забай кальцы, идем на Красную площадь, чтобы увидеть ее пустынной и ти- .хой, когда начинают разговаривать здания. Идем долго, и я не понимаю —по каким улицам: Москва для меня а
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2