Сибирские огни № 02 - 1972
— Счастливо! Успеха! —кричат Лавринайтисы. Мы разворачиваем на столике дышащий теплом, местами промок ший от красного сока, пирог. От него пахнет тайгой, домиком лесника. — Разве такое забудешь? —задумчиво спрашивает меня Саво- стин.—Это нас само Забайкалье проводило. Я ничего не могу ответить, только поглаживаю брусничный пирог Лавринайтисов... Дорога бесконечна. Устали от нее. Снежные поля, леса в снегу. Легкие, прозрачные дымки над избами. О, эти дымки! Березы в инее, на елях пуды снега. Что ждет нас в Москве? Мне, все-таки, неясно —зачем я еду. Ка кое это имеет для меня значение? И что я там буду делать? И кто еще приедет? Тянутся за окном неоглядные просторы в непроворотных снегах. Сквозь дымчато-заиндевелые березы мелькает бегущее морозно-крас ное, разбухшее солнце, а к нему иногда летят черные вороны. Чем бли же к Москве, тем больше бутылок перекатывается под полкой. «Блям, блям... Дзинь, дзинь»... —поют они. А огненное пятно солнца бежит и бежит за березами в инее. Мимо окна несется дымчатое, снежное, лес ное. А на душе так, как будто мы все еще едим теплый брусничный пирог Лавринайтисов. И мы все рассказываем и рассказываем друг дру гу разные истории. — Вообще-то народ здорово изменился,—говорит задумчиво Ко ля.—Взять твоего жадюгу Полынина из рассказа «Выигрыш». Ведь этот же типок весь из прошлого. Он трясется при виде денег. А поставь с ним рядом нового человека, ну, того же Лавринайтиса! Ведь это два человека с разных планет... Слушай, черт возьми! Я тебе сейчас рас скажу об одной встрече. Можешь ее использовать, если хочешь... Получил я как-то в редакции задание написать очерк о некоем Погодаеве. Он был председателем колхоза у черта на куличках —в се верной Каларской тайге на реке Чаре. Геологи из райцентра прихватили меня с собой на самолет. Едва прилетели мы в колхоз, как сразу же потопали домой к Погодаеву... Он маленький такой, шустрый... Так и так, мол, нужно мне с вами поговорить. Буду о вас очерк писать. А геологи вот насчет оленей. Смотрит он на нас, головой качает. А сам замотанный. Жена у него работала продавцом, да заболела, отправил он ее лечиться в Читу, а сам остался и продавцом, и председателем, и домохозяйкой. Был у него сынишка лет семи. Так и крутился Погодаев между магазином, правле нием и домом... Грохнул он нам на стол кусище мороженой оленины, вонзил в него охотничий нож и говорит: —- Жарьте, ребята, сами. Ешьте, отдыхайте, а меня оседлали оле неводы и охотники: четыре бригады продукты берут, в тайгу уходят. Наелись мы до отвала. Смеркается уже. Дом председателя стоит на краю, у самой тайги. Шагни, и бесследно исчезнешь в ней. За окном уже была глухая ночь, когда появился Погодаев. После ужина хотел я взять подробное интервью, а он заметался по комнате: _ Вы уж, товарищ, извините. Работенка у меня есть срочная. Забрал он лампу со стола, поставил на пол, выволок из-под кро вати мешок и вытряхнул на пол гору денег. Я только ахнул про себя. — Будь она проклята, эта лавка,—чертыхался он,—Самая тор говля идет, а жену угораздило заболеть. А тут этих деньжищ скопилась куча. Увозим мы их в Ча чу, а дорога у нас одна по реке. Пока она не замерзнет, мы и мучаемся: ни деньги увезти, ни товар привезти.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2