Сибирские огни № 02 - 1972

в ней трава. Ноги мои щекочут пузырьки, они белыми струйками бегут на поверхность. Странно шагать мне этой затопленной тропкой. Где и уже испытал это чувство замирания перед каждым шагом? Я вышел на берег. Какая-то птаха, выпорхнув из куста, кинулась мне под ноги. Прибивая крыльями траву, тревожно крича, отводила от гнезда. И я вспомнил. Теплый ливень. Чита взбегает на склон сопки и поэтому ее улицы сейчас —несущиеся потоки. Ни души во всем мире. Только мы одни среди улицы по колено в воде. Мы удрали с лекций. Распялили над го­ ловами голубую, прозрачную плащ-накидку. Она хрустит, плохо гнется,, топорщится. Мы под ней, как под крышей. Ливень трещит по накидке. Капли скатываются бесследно, точно она смазана маслом. Гремит же­ лезо крыш, весело клокочут водосточные трубы. А мы, обнявшись, под­ держиваем нашу прозрачную «крышу», зажимая под мышками туфли, шлепаем босыми ногами по кипящему потоку. Войдя в лес, выбираем березу погуще, расстилаем накидку и садим­ ся у белой, в черных коростах ноги. Молча глядим друг на друга. Ла­ донями отвожу с ее щек темные, тяжелые от дождя волосы и целую милое мокрое лицо. Потом мы ложимся, прижимаясь друг к другу, за­ мираем в долгом, мучительном, неразрешимом поцелуе. Кругом неслыш­ но сыплется дождь, брызги падают на наши лица, руки. Под нами сквозь накидку, как сквозь голубой ледок, просвечивает слой притисну­ той к земле травы. Мы одни на весь лес. Что же удерживает нас от последнего шага? О, мы, маленькие хитрецы, достаточно благоразумны. Мы решили: все это —впереди, в будущем. А там мы не видим себя иначе, как вместе... Или мне вспомнилось другое? Ослепительное начало июня. Мы снова бежали с лекций. Опытные конспираторы, мы сели в один автобус с разных остановок. В тесном, как неначатый спичечный коробок, пыльном салоне, разделенные тол­ пой пассажиров, мы заговорщически переглядываемся. Мы знаем, для чего едем на Никишиху, горную речку! Недавно мы открыли друг в друге нечто такое, большое и радостное, чего не знает никто на свете. Сходим в поселке с мягким, рассыпчатым названием —Песчанка. Дальше автобус не идет. До Никишихи —шесть километров. Но каких километров! Вдоль шоссе, по лесу, где нас никто не увидит. Мы в глубоком распадке. По дну его катится ручей. Переглядываемся: для чего нам мост, если мы гибки и ловки, как черти? Разуваемся и по скользким мшистым камням, поверх которых несется широкий ручей, идем на тот берег. Но ей мало брести. Ей мало этого, ей надо прыгать. Взлетают брызги, и сквозь них сияют не успевшие загореть икры ее маленьких сильных ног. Холодна, быстра вода. Она рыжевата от камней, лежащих на дне. но прозрачна и чиста. И день наш прозрачен и чист, как эта вода с гор. Она допрыгалась-таки, коза. Поскользнулась на камне и ухнула в поток. Не успел я прийти ей на помощь, как она сама поднялась и, вся в стекающих с нее ручьях, выбралась на берег. Она приказала отвернуться. Выбивая зубами дробь, разделась и стала выкручивать клетчатое платьишко. А я безбожно, во все глаза, подглядывал. Ослепленный, жмурился и снова глядел... Я отдал ей шелковую, до колен, рубаху. И мы пили шампанское и