Сибирские огни № 02 - 1972

улыбаюсь им и—скорее на улицу. В такую минуту хочется остаться одному. Март, морозец. Тонкий снежок на асфальте змеится, взвихривает­ ся: дует пронзительно-холодный ветер. Ослепительное солнце режет глаза. Стоит студеная Забайкальская весна, которая почти не пахнет весной. Сегодня день равен ночи, тьма —свету. Дальше темноту время бу­ дет теснить и теснить, пока землю не зальет половодьем света самый длинный день в году. Идут по улице Ленина толпы людей. Иду и я. Мотоциклист оста­ навливается у обочины, к нему подбегает милиционер: «Здорово! Под­ вези!» Все так же, все обычно. Жизнь идет. Останавливаюсь у газетной витрины и пока закуриваю, глаза про­ бегают по страницам «Правды»... Западная Германия, после ратифика­ ции Парижского договора, вошла в антисоветский Атлантический блок и восстанавливает армию с атомным вооружением... Социалистические страны подписали в Варшаве договор об едином командовании... Вот они, два непримиримых стана. Вот оно —или они, или мы... Молодежь осваивает целину... У нас уже вовсю работает первая в мире атомная станция... Закурив, иду дальше. В руке моя книга. А в книге частица моей жизни... Улетела, улетела книжка к людям. И уже без меня встречается с ними, ведет свою непонятную, неизвестную мне жизнь. Какую жизнь? Сейчас мне светло и печально: догорает молодость, уменьшается жизнь. И хочется попросить их: «Не уходите! Побудьте еще со мной Я так мало любил, и так еще мало сделал добра». Наша пустоватая комната залита солнцем. Мы сидим с Никой на кровати, перед нами на табуретке стопка моих книжек и два стакана до черноты крепкого чая. И в каждом стакане трепещет солнечная ис­ корка. Потолок рябится, как озеро, от солнечных зайчиков и бликов. Даже толстая, стеклянная пепельница ощетинилась длинными лучами. — Я рада за тебя! Ты даже представить не можешь, как я рада за тебя,— говорит Ника, стараясь схлебнуть искорку с чая.—А меня вот и вспомнить нечем будет. А ведь сколько сыграно ролей. Боже мой! И немало было удачных работ. Ты это знаешь. А где это все? Так. бес­ следно ушло. Кануло. Сколько прекрасных актеров и актрис я встреча­ ла на периферии, сколько настоящих спектаклей видела. И вот где это все? О столичных хоть упомянут в истории театра, а мы гак и уходим бесследно. Взять хотя бы игравших в твоей Сибири Иловайского, Поле­ жаева, Ярчевского, Гончарову. Что осталось после них? А ведь они соз­ давали образы, равные хорошей книге... — Да, ты, к сожалению, права,—соглашаюсь я.—Действительно, создания актеров живут какие-то мгновения... Двадцать, ну тридцать вечеров. Но все-таки, я верю, их жизнь проходит не бесследно. Нет! Посмотрев твою Таню, кто-то наверняка унес в душе лучик добра. И он, этот кто-то, передал твой лучик детям своим, а те зажгут его в душах своих детей. Жаль, что они не будут знать, откуда появился этот лучик. Это, конечно, грустно. И я понимаю тебя. Но ведь множество людей, творящих жизнь, любовь, добро, остаются безымянными. Писателям... да —им повезло, и художникам тоже, и композиторам —их труд, гак сказать, можно потрогать, увидеть и другим поколениям... — Ну, ладно! Мы люди не гордые,—бодрясь, восклицает Ника.— Работали, старались... Несли людям Горького. Чехова. Шекспира и да­ же братьев Тур. Это я так —просто в душе немножко вздохнула о сво