Сибирские огни № 02 - 1972

Вот эта Любаша, конечно, была доверчива, правдива, ласкова. А теперь она уже научилась вести двойную жизнь, впервые она вынуж­ дена лгать, скрывать свои чувства и мысли, смотреть на окружающих с недоверием. Ее опалил темный ужас преступления... Она вся трепе­ щет от предстоящей потери отца. Й, наверное, мать она тоже любит и сейчас не знает, как ей быть. Все запуталось, все ужасно, все страш­ но ей. Я курю папиросу за папиросой пока мы идем. И солнечный день мне кажется тусклым... Следователь —теперь очень домашняя от мягкой дошки и пуховой шали —снимает пломбы. Открываем дверь в дом. И вдруг, прямо на нас, выскакивает чер­ ная собака. Вздрогнув, я отшатываюсь. Должно быть, не заметив, ее опечатали в квартире. — Пальма! Пальма! —кричит девочка и тут же, пронзительно, оз­ лобленно визжит: —Кошка рыжая! Уберите кошку рыжую! Я не люб­ лю ее! Я в страхе смотрю на девочку, на миг мне кажется, что она сошла с ума. — Что ты, что ты? —бросаюсь я и кладу руку ей на плечо. Она яростно ударяет меня по руке, крича: — Уходите, все уходите! В комнате пол испачкан засохшей кровью, на ней собачьи следы. На полу, при выходе, валяется розовое платье. На диване разбросаны Любашины тетрадки и учебники, и лежит рыжая кошка. На кровати, на раскладушке скомканные одеяла и про­ стыни. Ночью, в суматохе, все это Любаша не успела разглядеть, ее забра­ ли к себе соседи. А сейчас, должно быть, все это потрясло ее. Она как- то обмякла, обессилела и тихонько, слабым голосом рассказала все, как было. Не брала мама ружье, не отбирал его папа. Он просто сдер­ нул его со стены, а мама схватила Таньку и закрылась ею, а папа не успел остановиться —выстрелил. Оживившаяся следователь торопливо задавала вопросы, порой, сби­ ваясь на суконный язык: — Твое показание дает основание полагать, что выстрел произве­ ден в данную точку? —и она фотографирует «данную точку»... Измученный прошлой ночью и этим днем, плетусь домой, не иду, а плетусь, точно все эти сутки меня били, терзали. Я чувствую, что дол­ жен написать рассказ в защиту детей, я не могу не написать его. Любаша... Она легонькая, летучая, словно крылышко... Вот так и назову «Крылышком» и девочку, и рассказ... Вокруг Любаши было уголовное преступление. Такое случается редко. А нужно описать ежедневное, многими творимое, не уголовное, но все же преступление. Разве искалечить душу и судьбу ребенка не преступление? Нужно взять самое банальное, пошлое —расходятся мать с отцом. И все это увидеть глазами девочки, передать смятение ее сердца, ее никем не замеченную драму... Я не знаю характер Любаши, но я на ее место поставлю Нани... Наша любовь с нею, наши праздники —и вдруг все это отбирают у нее!.. Весь день я за столом. Сцена за сценой —складывается «Крылыш­ ко». Наступает ночь. И ее я отдаю работе. Нани! Ты спишь. Я открываю форточку, чтобы тебе был свежий воздух, и снова сажусь за свои бумаги... Светает, кончаю писать.