Сибирские огни № 02 - 1972

— А чего? Ты бы еще спросил, зачем он дышит... Ну, ладно! Если уж я начал, то и продолжу... Можно? Чем-то озабоченный Осин кивает. И Коля принимается читать разные отрывки из моих рассказов. Забавно слушать собственное в таком исполнении. Коля щедр на похвалу. Он вызывает своим выступлением аплодис­ менты. Вообще, каждое его выступление —это зрелище. Чего стоит один пиджак его свекольного цвета в голубую полоску. Все его карманы ту­ го набиты чем попало. Наружные у пиджака оттопыриваются и обви­ сают, и на груди пиджак тоже бугрится, точно во внутренние карманы засунуто по бутылке, и карманы брюк готовы лопнуть. Что там в них? — Господи! Ну, кто не знает Николая,—заговорил Броневой, часто моргая, точно глаза ему чем-то засыпало.—Увлекающийся товарищ! Но на одном увлечении к истине не подъедешь. Со всем, что он сказал, я согласен. Все это присутствует в рассказах. Но я не ради зубоскаль­ ства спросил, почему автор стал писать? Почему? Ради чего? То есть, я веду разговор о позиции автора. Осин и Смирнов насторожились, иногда делая какие-то пометки на листках. Голос Броневого звучит уверенно, убежденно: — Несмотря на все достоинства рассказов, на меня они произвели тягостное впечатление. Это же какая-то достоевщина, товарищи! — Загнул, братец, загнул,—звучит насмешливый голос Гольдмана. — Что за судьбы описаны? Что за люди? Страдание, горе, неудач­ ная любовь, одиночество, смерть... Люди какие-то маленькие, призем­ ленные, не мыслящие по-государственному. Сторожа, проводники, про­ давщицы, парикмахеры и, наконец, даже глухонемая... Брать их в ге­ рои, в выразители нашего времени? Ну, уж извините! Ничего же силь­ ного, героического, социального в них и под лупой не найдешь. Сборник умышленно антигероичен. Он даже и назван-то: «Ночные сторожа». И настроение, и вся атмосфера в рассказах вызывают внутренний про­ тест. Это сплошной пессимизм и пристрастие к темным сторонам. Долж­ но быть, тут все дело в личности автора... ( Вот оно, все чуждое мне, прозвучало по-провинциальному обнажен­ но и примитивно. Мне хочется встать и уйти. Лицо Осина становится сухим и суровым: на скулах Смирнова проступают розовые пятна, ди­ ректор издательства вытянул длинную шею, поводит головой из сторо­ ны в сторону, покусывает дужку очков. В зальце установилась тяжелая тишина. Коля Савостин трогает мой локоть, шепчет: — Не тушуйся, старик. А с первого ряда уже поднимается низенькая, почти совсем круг­ лая толстуха, с довольно миловидным, черноглазым лицом, и разбира­ ет меня по косточкам. — Я, например, как педагог, не решусь взять этот сборник на свое вооружение. Чему он научит? Нытье какое-то! — Кто это? —шепчу я Коле. — Э-э... Из пединститута. Преподает русский. И еще выступали, шерстили меня, а я слушал и поражался тому, как люди поняли мои рассказы. Я писал о красоте земли, о поэзии и силе любви, о тонкости чувств, о чуде обыкновенной жизни, а они про­ читали обратное. Но после выступления Юния Гольдмана мрачная обстановка не­ сколько разрядилась. Он спокойно, язвительно и умело возразил и Бро­ невому, и охранительнице морального облика студентов.