Сибирские огни № 02 - 1972

Рассеялись по городам и весям... Севка в Ленинграде. Он режиссер. Имел жену, сына. Теперь один,—ушел от них. Даже пить стал. Бывая в командиров­ ках, Давид изредка видится с ним. Я же потерял с Севкой всякую связь. Он оказался из тех, для которых прошлое не живет. Он обитает только в двух измерениях —в настоящем и будущем... Из нашей дружной компании, кроме Давида, живет в Новосибир­ ске всего лишь одна Ниночка Покровская, дочь «Алеши». Она —врач. Жизнь у нее как-то не сложилась. Были муж, ребенок, и все это утра­ чено. Живет она сейчас с матерью. По-прежнему умна. Нет, прежде она была умной с озорством, а теперь умна с грустинкой... Клубы папиросного дыма плывут к порыжевшей доске. Страннова­ то бубнят в тишине наши задумчивые голоса. К окнам тянут ветви •прежние большущие тополя. На них когда-то смотрели и Верочка, и Игорь Соболев, и Люська Морген, и Нина Покровская, и «Алеша», и Севка, и мои глаза школьника. Тополя еще зеленые, но от стволов, внутри, листья уже загорают­ ся, желтеют, и поэтому в тополевых шатрах светло. А в пригородном автобусе сейчас пахнет грибами и корзинами. Я помню это. — Так что, кум, по существу, мы с тобой только двое, не потеряв друг друга, пробились через толщу времени к сегодняшнему дню,— подытоживает Давид.—Такое бывает редко. И если уж оно случилось, его нужно стеречь, как стережет ревнивый старикан молоденькую жену. — Это ничего, что мы с тобой не видимся годами,—говорю я.— Это даже совсем чепуха! Главное, что мы чувствуем друг друга. Все время знаем, что мы где-то есть друг для друга. — Это точно, кум,—восклицает растроганный Давид.—Поплетем­ ся куда-нибудь, где можно это самое... вздрогнуть! А то горит душа... Как будто на кладбище побывали... — Не суетись, отец двух дочерей,—усмехаюсь я и, щелкнув замоч­ ком своего портфелишка, извлекаю солдатскую, в легких вмятинах, алюминиевую баклажку.—Помнишь, в Нальчике были у Ивана Гал­ кина? Это его подарок. Уже десять лет, как я не расстаюсь с сим со­ судом. Давид берет тяжелую баклажку, встряхивает ее и, услыхав, как е ней сочно хлюпнуло, неожиданно громко, по-молодому гогочет, стано­ вясь прежним Додькой. — Давай помянем все и всех,—предлагаю я. Давид запрокидывает голову, делает большой, с куриное яйцо, гло­ ток, и глаза его лезут на лоб, точно он хватил кипятку. — Зверь-коньяк,—выдыхает он... Не стерев с доски бессмертную школьную формулу, мы уходим, так и не поняв, есть в школе хоть одна живая душа или помещение брошено незакрытым... Солнце сияет, тепло, но чувствуешь, что уже осень, и не поймешь, по каким приметам ты это ухватываешь. То ли по-особому, несколько тревожно, трепещет листва, то ли у неба и облаков уже особый цвет, более чистый и яркий, то ли воздух прозрачней и в нем разлита не лет­ няя свежесть, или освещение иное —кроткое, мягкое, а не жгуче-осле­ пительное. Наверное, все это вместе. И на душе хорошо, и немножко горьковато, будто разжевал ты осенний листок... Я веду Давида в Дом Ленина. ТЮЗ по-прежнему в этом здании. Труппа сейчас в отпуске. Пройдя мимо закрытой кассы, мимо афиш и фотографий актеров