Сибирские огни № 02 - 1972

— ...Смотрю, а она уже так старается, гак старается на работе! И на час-то раньше придет, и на час-то позже уйдет. А ее никто не за­ мечает. О, господи! — ...А он, мальчишечка, и прижимается к отцу, и так и этак цеп­ ляется ручонками, лишь бы не обижал мать. Ах ты, господи! —и смах­ нет слезу. И не только людей она жалела. — ...Ее, собачонку-то, гонят, а она, бедняга, ластится, прямо в глаза всем заглядывает... Паршивенькая такая, тощая, некраси­ вая. А ластится, будто хочет сказать: «Да что же вы меня не покор­ мите? Ведь я вам предана!» Ох! Сидишь дома, работаешь и вдруг в полночь прибегает Ника со спектакля, молит: — Пойдем, ради бога, пойдем! Пьяный на снегу валяется. Ну, за­ мерзнет же! Стужа —дышать трудно. Отморозит руки. И есть-то ему, дураку, нечем будет. Идем, тащим пропойцу или в теплый подъезд или к себе домой. Лежит он у тебя на полу, а Ника вздыхает: — Господи, до чего же он... А дома, конечно, ребятишки. Живет, живет в ней эта русская бабья жаль, которая помогает ей многое прощать людям... Жмурясь от блеска снегов, идем к источнику. Совсем потеплело. Тропинка вьется между деревьями. Похрумкивает снежок под ногами, будто за спиной лошадка жует сено или овес. Около речки стоит до­ мик над минеральным источником. В домике жарко топится печь, на плите греется в эмалированных чайниках забайкальский нарзан —да­ расун. За барьерчиком, в белом халате, стоит румяная, сдобная бело­ курая девушка. Из бревенчатой стены торчит кран для тех, кто пьет дарасун холод­ ным. Другой кран выходит на улицу, из него в колодец все время хле­ щет струя. И сруб колодца и снег вокруг покрыты иелым, масляни­ стым льдом, как будто застыло молоко. Так замерзает дарасун. Источник еще не оборудован и здесь нет, как в Кисловодске, нар­ занной галереи. Но нам с Никой больше нравится эта избушка с кра­ нами, с пылающей печкой, с милой румяной хозяйкой. Сидим, пьем кипящую, ударяющую в нос, вкусную воду, смотрим в окошко на берег речонки, заросший ивняком, и чувствуем, как здоровеем. — Наверное, зайцы сюда прибегают? —спрашиваю у белокурой, и незаметно для Ники любуюсь ее лицом, такое оно свежее, рдеющее, молодое, под стать и этим сияющим снегам, и белизне берез, и морозу. — Они от лисиц здесь спасаются. Гоняют их рыжие кумушки по лесу, а заяц не дурак, соображает: лиса не пойдет туда, где люди. Вот он и несется к нам.— Белокурая смотрит мне прямо в глаза и ла­ сково смеется. Она, должно быть, скучает в избушке, и ей хочется по­ говорить,—Рябчики залетают, куропатки. Скрипит дверь, и в избушке неожиданно возникает Костюковский. Великолепная шапка из пышного, коричнево-блестящего меха, смуглое, улыбающееся лицо. — Какими судьбами? — кричу я и бросаюсь к нему. Борис Александрович жмет нам руки. Он сюда ненадолго. Из ка­ кого-то колхоза заехал на несколько дней отдохнуть и написать очерк. Ника уходит в магазин, а мы садимся за стол у окошка и пьем дарасун... Я \же читал его книгу очерков «В горах Акатуя». Понравилась мне и повесть «Снова весна».