Сибирские огни № 02 - 1972
Моя выдумщица Новый, 1954 год встречаем около елки и пылающей печи. От ел ки пахнет тайгой, от печки —костром, от Ники —цветами, от Нани — воробышком. Город за окном, как большущее пожарище без огня: кварталы в клубах сизого тумана. Сопки исчезли в нем. Ника возится на кухне, а мы с Нани сидим на полу под елкой и вспоминаем о ферганском тепле, об огромном наманганском базаре, заваленном горами винограда, урюка, дынь, персиков; о красных по лях цветущего дикого мака —на десятки километров красно у подно жия Тянь-Шаня. Вспомнили и одну лунную ночь. Ехали тогда после спектакля из Вуадиля. Была весна и всюду над землей плыли белые клубы —цвели сады. А нам казалось при луне, что они залеплены снегом... — Урюк — белый, а персики — розовые-розовые,—вспоминает Нани... А у меня на душе совсем плохо, муторно, нет в ней сегодня мо лодости. Весь я какой-то разбитый, измочаленный. Это, конечно, пото му, что волна, еще недавно несшая меня, схлынула. Два последних рассказа провалились, они почему-то вдруг оказались на уровне того, что я писал в Нальчике. Смирнов, возвращая рукопись, вынес при говор: — Многословно, с нажимом... Порой, сентиментально... Что с вами стряслось, дорогой? —голос у него ровный, тихий. А я и сам не знаю, что стряслось. И охватил меня страх: не по лучится книжка, ведь у меня пока за душой всего лишь три удавшихся рассказа. Я чувствовал себя бездарным и ужасался стремительности времени и тому, что все еще ничего не сделано. — Папа, папа! Слушай, что дальше было с Вихорком,—тормошит меня Нани. Я отрываюсь от своих мыслей. А Нани, расширяя от ужаса глаза, рассказывает мне, как Вихорок чуть не утонул. Однажды вдруг на не го хлынула вода. — А это мама стала мне голову мыть! —И Нани, показывая, взъерошила, принялась трепать мои волосы.—Мама только ладошкой плеснула, а ему, дурачку, показалось, что целая Волга упала на него. Он же маленький, как мизинец, вот ему и почудилось, что он тонет. Бросился он бежать, прыгнул и... прилип. С другими волосами склеил ся, и даже вихорком перестал быть. Тут ка-ак упадет на него красный кирпич! —Нани кулаком долбанула меня по макушке.—А это не кир пич был, а мыло! —Нани хохочет, щеки ее наливаются ягодным соком, она яростно мылит мою голову, треплет, мнет, чуть не выдирает мои волосы, голова моя мотается из стороны в сторону. Мне становится уже веселее, я смеюсь. — А тут как ему глаза защиплет, как он заорет: «Не хочу, не хо чу!»—Нани топает, визжит, трет кулаками зажмуренные глаза. На крик из кухни прибегает Ника, вместо фартука обвязанная полотенцем. — Так это же ты вопила,—изобличаю я Нани. — Я—потом, а сначала —он! Не мешай... Тут снова река на не го. Рот его слипся, не может кричать. А тут снова страшное, большу щее, белое! —Нани сдергивает с матери полотенце, бросает его на мою голову и начинает трепать, ерошить мои волосы.—Ай-яй-яй! —издает Нани вопль, изображая ужас Вихорка.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2