Сибирские огни № 02 - 1972
— Да успокойтесь вы! Это же нельзя читать. Чего тут хранить?— Я запихиваю в бушующее жерло печи новый ком бумаги.—Знаешь, Ника, сейчас бы я уже не смог проделать такую работу длиною в де сять лет. На. это могла отважиться только безрассудная молодость... Чего ты? Вытри глаза. — Дурак ты, дурак,—всхлипывает Ника. Нани смотрит на нас непонимающе. Да и как ей рассказать про эти десять лет, полных самых горячих надежд и самых горьких кру шений, труда и отчаяния, упорства и жажды... Пустеет мешок, на полу остается совсем небольшая горка руко писей. Жар из печки обогревает комнату. Это, должно быть, вспыхнув шие вороха бумаг выделили мою затраченную на них энергию. Пустой мешок расстелился по полу, извлекаю последнюю толстую тетрадь. Желтые листы плохой бумаги заключены в розовую картон ную обложку, на которой что-то написано не то по-эстонски, не то по- латышски. Как-то в Энгельсе припомнил я свою семью, школу и за тосковал о детстве. И захотелось вернуть все это ушедшее, воскресить умерших... Сел за стол да и записал все, что припомнилось, в эту ро зово-желтую тетрадь... Я уже тянусь к печке, но вдруг мне становится жаль этих страниц о своей семье и, не очень-то уверенный, что их нужно сохранить, я все же кладу тетрадь в сторонку. И мне даже в голову не приходит, что из нее в будущем родится вот эта книга, которую сейчас заканчиваю... Пламя отшумело, на груде красных углей лежат легкой кучей большущие хлопья черного шевелящегося пепла. И вдруг мне стано вится жалко этих желтых и оранжевых тетрадей из афишной бумаги, этих исписанных конторских книг —ведь они жили со мной во время войны в Нальчике, рождались там в Грантовой «мансарде», в каморке за печкой, в гримировочных кисловодского курзала... Я читал их Нике, лежа в парке на траве, возил с собой в Тырны-Ауз, а потом они ски тались со мной по всей Ферганской долине. Ведь это я сжег свой Наль чик, свою Фергану. «Брось ты! Чепуха все это,—уговариваю себя,—Сентименталь ность!» Мучимый раскаянием и сожалением, поднимаюсь с поленьев и, как можно веселее, говорю: — Ну, вот и все. Кончено. Начинается новое. И оно действительно началось. На другой день иду покупать бумагу. Морозная копоть на улице еще гуще, чем вчера. Лицу холодно. Выйдя на главную улицу, сталкиваюсь с Олегом Смирновым. Ли цо его прячется в поднятый меховой воротник, пышная пыжиковая шапка серебрится изморозью. — Вы-то мне как раз и нужны,—звучит его голос из недр воротни ка.— Я прочитал ваших «Ночных сторожей». Вас что—затопил шум ный вал вдохновения? Или, может быть, вы влюблены в какую-нибудь мадам? Третий рассказ, и каждый удачнее другого,—Даже хваля, он не может обойтись без иронии. Из воротниковой глубины насмешливо улыбаются его светлые гла за, голос звучит глухо, как из погреба. — Напишите-ка в издательство заявку на книжку рассказов, этак листов на шесть. Три рассказа у вас .уже имеются в наличности. Ос тался пустяк —написать еще рассказов семь. И если вы будете так расти от рассказа к рассказу, то наша великая забайкальская литера тура овладеет новыми высотами... Да, между прочим, накатайте заяв
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2