Сибирские огни № 02 - 1972

Перешли к моему рассказу. «Ну, сейчас разделают»,—мне уже кажется собственный рассказ бедным и жалким. — Ты, елки-палки, откуда к нам свалился? —спрашивает Саво- стин. Он со всеми держит себя по-свойски. Смирнов просит меня рассказать о себе, что я и делаю. — Слушай,—поднимается Савостин,—ты же ведь неплохо отче­ бучил этот свой «Дом среди сосен». Я смеюсь со всеми вместе. Его, должно быть, любят здесь. После него еще несколько человек выступили с добрыми словами, а в заключение Смирнов прочитал оставленную Костюковским рецен­ зию, похожую на то, что он говорил мне по телефону... Ухожу я из этого дома... Эх, чего уж об этом! Если бы все люди знали, что значит вовремя сказанное ободряющее слово. Я иду в густом морозном тумане по пустынным улицам и пою себе под нос... В Чите как-то сразу продвинулись мои литературные дела. Я еще никогда не писал так, как пишу здесь. Будто какая-то запруда прорва­ лась во мне и поток смел все мешавшее. Рассказ за рассказом ожива­ ют в душе, все поэтичней воспринимается окружающее, все пронзи­ тельнее звучит оно для меня. Прошлое —Фергана и Нальчик, парк и его ночные сторожа, Волга и наши праздники с Нани, дорога и про­ водники—все это прожитое и пережитое вдруг стало превращаться в рассказы. И это душевное напряжение все нарастает и нарастает, и возникновение рассказов уже походит на вспышки. Опять я чувствую себя молодым, как на Кавказе, когда ради од­ ной строчки мог идти пешком к подножию Машука, когда ради дев­ чонки мог взобраться на Эльбрус. Может, я еще не угас? Неужели от целого мира молодости мне остались только воспоминания? Да деся­ ток исписанных тетрадей, да моя Ника? Да нет же, нет, мне даже хо­ чется писать стихи! Душа рвется в Кабарду. Мое сердце там, а я здесь... В полной темноте гудит под ногами ледяная железная лестница. С морозными клубами вваливаюсь домой. Я думал, что уже поздно, а оказывается Нани еще не спит. Ника читает ей о Пиноккио, кото­ рый в «Стране развлечений» превратился в осла. Я рассказываю Нике о том, что произошло со мной в этот вечер, и она радуется, как девчонка. Подтащив к печке полный мешок рукописей, я начинаю извлекать их одну за другой. Эги толстенные повести написаны в Нальчике и Фергане. Нани подсаживается рядом на груду поленьев. Она смеется и жмурится от жара пламени. — Когда-нибудь я напишу тебе сказку «О чем рассказывает печ­ ка»,—говорю я, бросая в огонь охапку оранжевых листов из афишной бумаги. Они вспыхивают, корчатся, улетают черными хлопьями в трубу. — Ты это зачем, папа? —кричит Нани. Подбегает Ника, ловит мою руку: — С ума сошел! — Это все была учеба, тренировка,—говорю я.—Сии творения чу­ довищно оторваны от жизни.—Тетрадь летит в огненную утробу.—Все это плохо, плохо! —Другая шлепается на пылающие головешки. — Что гы делаешь? —кричит Ника. — Тут нет и грамма простоты,—третья тетрадь ухается в огонь. — Но есть же в них что-то хорошее! Папа, я буду плакать,—угрожает Нани. А моя писанина гудит, улетает клубами пламени.