Сибирские огни № 02 - 1972
И мы опускаемся на песок, усеянный листвой. Лежу на животе, облокотившись о землю и подперев лицо ладонями. Перед нами про плывают поодиночке и стадами бревна, а под ними волокутся их чет кие отражения. Бревна догоняют друг друга, тыкаются тупыми носа ми, разворачиваются поперек реки. Они уже грудой навалились на галечную отмель, пристали к берегам. Идет молевой сплав. Сажусь на песке, охватываю колени. Люблю я реки в лесу. Вот, свежая, чистая, выбегает Ингода из лесных чащоб и опять уносится в чащи. Река видит, как приходят к ней пить сохатые, как живут птицы на ее плесах, как скользят рыбы в омутах, как весной лопают ся у вербы почки, как в гнездах начинают шевелиться и трескаться яйца и из них выбираются пушистые утята. Все лесные тайны знает река. Она поет о них в камнях, в коря гах, но люди не понимают ее. До чертиков призывно пахнет рекой, бревнами, облетающими листьями. Ника! Мне хочется уйти в глубь леса. Я мог бы остаться в нем навсегда. И мне хватило бы зверей и птиц, речек и листопадов, туманов и грибов, чтобы не быть одиноким. Ника! Во мне погибает великий лесовод... А вечером, охваченный воспоминаниями о только что пережитой дороге, сажусь за стол и вытаскиваю свою ручку, приехавшую и сюда со мной. Всю ночь, уже на бумаге, я проделываю тот путь, который пережил совсем недавно. Оживают ночные полустанки, осенние поля, базарчики около вок залов, гомонящий вагон и проводники, не знающие, кто из них выиг рал большущие деньги... В окне передо мной висит луна. В форточку дышит осенняя све жесть. Девчонки мои спят в комнате. А мне пишется легко, и я чуть пе вскрикиваю от тех деталей дороги, которые вдруг припоминаются мне. И я уже люблю этот рождающийся рассказ потому, что он весь вышел из моей жизни, потому что я пишу только то и так, как мне хочется. В нем мои чувства, мои мысли, мои образы. И еще я радуюсь, что завтра пойду в «Союз» к читинским писа телям и покажу им рассказ «Дом среди сосен», который в Саратове назывался «Старухой» и от которого там отказались. Я переписал его в Чите заново. В каком-то порыве. И этот порыв все растет и растет. И мне сегодня кажется, что я могу свернуть горы. Тут в форточку доносится вроде бы нежное гоготанье. Неужели пролетает запоздавшая станица гусей? И это гоготанье так и прони- зает всю душу, и она сжимается от нового порыва, как сжималась в несшемся вагоне. Я распахиваю окно, но не вижу гусей под луной. Я вижу только близкие таежные сопки. Но —некогда-некогда смотреть. И снова са жусь к столу. И пишу то, что увидел в дороге: «Рассветы были туман ные, ледяные. Клумбы лежали обмороженные, черные, как следы боль ших костров». И действительно уже начало брезжить, когда я закончил черно вик и почувствовал отрадную усталость... Забайкальскую осень иначе, как радостной, никак не назовешь. Опять сияющий день, когда я второй раз иду к читинским писа телям. Первый раз меня встретил в «Союзе» секретарь отделения Борис Александрович Костюковский. Полнеющий, невысокого роста, с восточ ным приятным лицом, он располагал к себе. Мы сразу же разговори-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2