Сибирские огни № 02 - 1972
ми две квартиры, оставив только гулкий проезд во двор. Наша квар тира оказалась над этим проездом. Мы ясно слышим цокот копыт, громыхание телег и рычание грузо- , виков, проходящих под нами. Еще примечательна у нас лестница, на которую мы попадаем че рез дверь со двора. Она вся железная от ступеней до перил, гулкая и крутая, винтом. Ее сквозные, с дырками, ступени поют от ударов ног. Эту мрачную, запущенную лестницу тускло освещает круглое окно- иллюминатор, пробитое в стене страшной толщины. В комнате устроились Ника и Нани, а я захватил кухню, ибо у нас только один стол, и он красуется в кухне. Когда Ника готовит обед, я устраиваюсь в комнате и пишу на широком подоконнике. В квартире две печки, испугавшие меня: опять будет возня с дро вами да с углем. Мебели у нас, как и у большинства актеров, конечно, нет, и по этому театр дал нам ветхие кровати, большущий, совершенно продав ленный диван-корыто, явно сделанный для какого-то комедийного спек такля. Наверное, для спектакля были сделаны и стулья, и стол. В общем, мы устроились, и наша Нани наконец-то пошла в школу. В коричневом платьице, в черном фартуке, с красным портфеликом— она растрогала нас. Синяя лента стиснула, охватила непокорного Ви хорка, и он кисточкой торчал над бантом. Глядя на дочку, я вспомнил, как мама вела меня первый раз в школу, а я читал ей афиши на вертящихся тумбах, и как потом среди урока выскочил из класса и побежал домой за карандашом... Такую вот Нани и мечтал увидеть мой брат Шура перед уходом на фронт... О Чите на «бирже» говорили много страшного, а она просто хо роша. А солнца сколько! И тайга кругом на сопках. Чита между ни ми, как на дне огромной чаши. Через город бегут две реки. Ингода и Читинка. А рядом большое стеклянно-прозрачное озеро Кенон —укра шение Читы. Театр еще ремонтируют, и мы свободны. Проводив Нани в школу, делаем первую вылазку за город. Перейдя через Ингодинекий мост, углубляемся в ярчайше-цветные рощи, в пестрый, уже реденький ли стопад, в золотое трепетанье, в моросящий дождичек бурой листвен ничной хвои. Ника бросается на шуршащую оранжевую шкуру и швыряет в меня пригоршнями листьев. Я валюсь рядом, и мы целуем ся с ней так же, как целовались в Нальчикском парке. — Пусти, сумасшедший,—отбивается она и вскакивает.—Может быть, еще грибы есть? — А ты помнишь, как Нани рассказывала тебе: «Бежим мы с па пой по лесу, а навстречу нам гриб идет»? Топаем дальше, к величавой сопке. — Ты смотри, какие здесь ослепительно-белые стволы у берез! — останавливаюсь я.—Они даже мажутся, как мел. Таких берез я еще не видел. Побежав к подножию сопки, мы неожиданно оказываемся на бе регу Ингоды. Солнце просвечивает реку до дна. Лодочками плывут красные ломкие листья, кусочки сосновой коры. По галечному дну скользят их резкие черные тени, между ними ходят красноперые окуньки. И чувствуя, как новая волна накатывается на мою жизнь, я го ворю: — Все! Дальше ни шагу. Я хочу умереть здесь.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2