Сибирские огни № 02 - 1972
Волга нынче поднялась на девять метров. Она затопила острова. Напротив города, прямо из воды, вздымаются огромные тополя. Вот так и вздуется,Волга, когда построят ниже Саратова ГЭС. На деревь ях, которые нужно срубать, уже белеют затесины. Наш гулкий топо левый остров навеки уйдет под воду. Жаль! Мы берем лодку и уплываем в гущу леса. Могучая вода бурлит между свежих стволов. Лодка стукается о них бортами и веслами. Иногда нельзя грести —между деревьями не взмахнешь веслами, и тогда мы хватаемся за ветки и медленно продвигаемся в глубь леса. Порой попадаем в заросли, в кашу из ветвей и листьев, и ни с места. Над головой сквозистый шатер из молоденькой листвы, с боков ство лики, сучья, а между ними бурлит вода. Я смотрю на тоненькую Нани и, переполненный нежностью, узнаю у нее свои глаза и Никины губы. И думаю: «А ведь может так слу читься, что она станет оправданием моей жизни и сделает то, что не смогу сделать я». — Запомни этот лес в клокочущей воде,—говорю я.—Может быть, такого ты больше не увидишь. Мне хочется научить ее видеть и слышать окружающее, одарить ее любовью к нему. — А ты помнишь, как я носил тебя лунной ночью в ферганском саду, среди белых яблонь и розовых персиков? — Помню. Мы еще тогда слушали, как ежи шуршали в кучке ста рых листьев. На дочке платьице, сшитое Никой из диковинного «детского» сит ца. По голубому фону его, вместо обычных цветочков или клеточек, рассыпаны разные игрушки: тут и зеленые, красные, лиловые матреш ки, медвежата, зайки, самолетики и даже грузовики. Я склоняюсь к Нани, вдыхаю ситцевый запах этого нагретого солнцем платьица и, чтобы Ника не видела моих глаз, прячу лицо в паутисто-мягкие, взъерошенные ветерком, волосы. Я сжимаю ее ру ки, глажу смешные шершавые коленки. Нет, любовь к ребенку выше, чем любовь к женщине. Эта любовь совершенно бескорыстна. Она вся в служении беззащитному, чистому существу. Ребенок доверчиво от дает тебе свою жизнь, чтобы ты оберегал ее. И ты оберегаешь, и мо жешь с легким сердцем умереть за нее. А Нани плевать на все это, да она и не думает об этом, для нее все идет так, как и должно идти. Не обращая внимания на мои ласки, она тянется через борт, и они с Никой, смеясь, брызгают друг в друга. Что бы ни происходило со мной в этот год, все же главным для меня была Волга. Волга под луной и под солнцем, в тихом мраке и в ветреную полночь, осенью и весной... Особенно я сблизился с ней, когда мы поплыли на гастроли в Вольск. Старый колесный пароход «Стремительный» у хозяина-купца на зывался «Беляной». Я эту «Беляну» знаю, хоть никогда раньше и не видел ее, я знаю подобные «Беляны» по книгам Горького. В трюме душно, все дрожит от работы машины. Проходы завале ны рогожными мешками, бочками и ящиками, сильно пахнет воблой и соленой рыбой. Вытянулись очереди к тускло освещенным прилавкам буфетов. Бродят пьяненькие, плачут дети, ноги запинаются о брошен ные трапы. На свертках канатов сидят жующие люди.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2