Сибирские огни № 02 - 1972

других еще не читали, но он, мой рецензент, отозвался о них неплохо. «Когда установится переправа, прошу вас приехать к редактору»... Ну, вот и пробился мой первый рассказ! В колхоз бы мне, на стройку. К людям, к людям —вдохнуть жизнь полной грудью, а то я засиделся в комнате да за кулисами. А ведь я чувствую в себе силу, чувствую. Стою около почты, шапку сдвинул на затылок и который уже раз перечитываю открытку от Боровикова. Мартовское солнце сияет, с золотых сосулек летят сверкающие капли, снег посинел, раскис на тротуаре, в лицо веет пресное, талое. Пьяный! Я вдребезги пьяный от этой безалаберной весны. А она за­ теяла стирку своих синих платьишек, налила, наплескала всюду луж, шлепает по ним, брызгает на всех. Ах ты, грязнуля! Ах ты, моя непри­ чесанная красавица! Тревожные дни Почти всю ночь сижу над новой рукописью. Совсем немного по­ спал. Утром иду за водой к колонке в конец квартала. За ночь подмо­ розило, ледок под ногами трещит, как пересохший, сосульки без ка­ пель. Морозец колкий, звонкий. На улице еще пусто, еще рано. Над ней яркий месяц и дивная большая звезда —Венера. Возвращаюсь с полным ведром. Смотрю—Ника плачет. — Что такое? Что случилось? —бросился я к ней, а она только рукой махнула: — Сталин...—и к приемнику. Я—за ней. Слышу —передают правительственное сообщение о болезни Сталина. Днем, подавленные, ходим по городу и видим толпы у столбов под репродукторами. На другой день Сталину хуже. В городе все в тревоге, радио не выключают... А шестого марта, утром, Ника испуганно разбудила меня: — Вставай, вставай... Конец! Я вскакиваю и, ошеломленный, слышу обращение ЦК и прави­ тельства к народу и партии —Сталин умер. В такие дни, дни всенародной тревоги, люди всегда тянутся друг к другу. Сидеть дома невозможно, и мы с Никой, —прихватив Нани — идем в театр. Город уже в траурных флагах. В театре собрались все: бродят по сумрачному фойе, сидят на диванах, тихо разговарива­ ют в углах. На подоконнике стоит радиоприемник и громкая траурная музыка переворачивает душу. Это включен Колонный зал, в котором установлен гроб. Люди идут и идут мимо него, мы слышим шорох ша­ гов и даже всхлипывания. — Что же теперь будет? Что же? А? —то громко, то испуган­ ным шепотом спрашивает актриса Курилова. У нее нервное лицо с вы­ щипанными до ниточки бровями. Она порывисто бросается то к одной группе актеров, то к другой. Вся эта гнетущая обстановка последних дней, радио и газеты, должно быть, взвинтили ее до предела. — Да вы что это, Валерия Федоровна? —вдруг прозвучал хрип­ ловатый голос заместителя директора Любенко. Он большой, старче- «ки-грузный, с густейшими толстыми бровями.