Сибирские огни № 02 - 1972

и потому, что каждый раз рядом с Куртом оказывается Андрей, и тотчас появляется возможность сопоставления двух характе­ ров. И если односторонность гуманизма Старцова, его эгоцентризм при таком сопо­ ставлении совершенно очевидны, то ведь и бескомпромиссность Курта Вана тоже настораживает. Так же, как отвлеченный гу­ манизм Старцова мертв без правды Курт'а, правда Курта слишком ригористична и жестка без гуманизма Андрея. «Меня радует, что вы сумели полюбить Андрея,—напишет писатель вскоре после завершения «Городов и годов» А. Кранди- евской.—Этому несчастливцу — предви­ жу — придется испытать жестокое оплева- ние. (Он, конечно, человек с негодной для наших дней «идеологией».)... И Курт по-сво­ ему, конечно, прав: частная правда, правда его идеологии не могла понять преступления Андрея, не могла —стало быть — прими­ риться с ним. Может ли так поступить ху­ дожник? Друг? Товарищ? Может. Есть художники, которым чувство жалости отвра­ тительно так же, как мне —чувство жесто­ кости. Курт мне чужд. Вы правы: я наделил Андрея лучшим, что мне известно. Но я на­ делил его также самым горшим: отчаянием. Мир жесток, к несчастию. Курт —только исполнитель»1. В недалеком прошлом художник, на по­ лотнах которого жил многоцветный мир красок, в революционной борьбе Курт раз­ личает преимущественно два контрастных цвета. И в будущем он неминуемо должен был бы встать перед выбором: либо признать свои взгляды ошибочными, либо оказаться «а пути дальнейшего движения разбужен­ ных войной и революцией к новой жизни масс. » Но это в будущем. А пока, пока он еди­ нолично и с полной уверенностью в своей правоте вершит суд над бывшим другом. «Стекло не сваривается с железом, и мы не в силах изменить что-либо в судьбе Анд­ рея»,—за этими словами —столкновение двух разных типов гуманизма, в этом не­ легко давшемся самому писателю призна­ нии —голос суровой, не допускавшей ком­ промиссов и колебаний эпохи. И вместе с тем, при всей справедливости вынесенного Старцову приговора («...Он сам обрек себя справедливому возмездию»,—скажет трид­ цатью годами позже Федин в очерке «К роману «Города и годы»), центрального ге­ роя романа жалко, ибо вместе с ним поги- •бает и то, что так выгодно отличало его от Курта... И от этого ощущения тем труднее избавиться, что принятое и осуществленное Куртом Ваном решение — пусть в романе •его и одобрил комитет семерых — во мно­ гом все же его частное решение: так и ка­ жется, что он выносит приговор человеку, спасшему от справедливого возмездия не только Шенау — «друга мордовской сво­ боды», но и мецената маркграфа Шенау, с 1 «Творчество К. Федина», М., «Наука», 1966, стр. 398— 399. которым у Курта свои личные давние счеты... В самой первой главе, «о годе, которым завершен роман», Андрей пишет последнее письмо Мари: «Мне вспомнилось, как я зимой на­ толкнулся на собачонку, которая царапала передними лапами запертую дверь. Хозяин собачонки спал, что ли, а может, не хотел отворять двери: была вьюга. Я подошел к двери и увидел на притоптанном снегу крас­ ные следы собачьих лапок. Собачонка, ца­ рапая дверь, раскровенила себе лапы. Она не могла понять, что вовсе не нужна на этом свете. Я это понимаю. То есть про себя...» По существу, Андрей здесь сам выносит себе приговор. Курт, подчеркивает писа­ тель, лишь исполнитель этого приговора: он сделал для Андрея «все, что должен был сделать товарищ, друг,, художник». И все-таки трудно сегодня избавиться от ощу­ щения, что приговор Старцову слишком жесток и что эта жестокость —не столько непременное условие революции, сколько прикрываемая именем революции. Невольно на ум приходит мысль: а что было бы, если б суд над Андреем вершил не Курт с его в какой-то мере все-таки частной правдой, а кто-либо другой, вершил по законам также достаточно суровой, но более отвечающей высоким целям будущего правды, которая не позволила бы суду пройти мимо слов, написанных за два года до бесславной ги­ бели Андрея: «Нельзя, не из чего строить коммунизм иначе, как из человеческого ма­ териала, созданного капитализмом... нельзя изгнать и уничтожить буржуазную интел­ лигенцию, надо победить, переделать, пе­ реварить, перевоспитать ее —как перевос­ питать надо в длительной борьбе, на почве диктатуры пролетариата, и самих пролета­ риев, которые от своих собственных мелко­ буржуазных предрассудков избавляются не сразу, не чудом, не по велению божией матери, не по велению Лозунга, революции, декрета, а лишь в долгой и трудной массо­ вой борьбе с массовыми мелкобуржуазными влияниями»1? Конечно, приговор такого суда был бы также суров, но был ли бы он так же безжа­ лостен? ...Не прошло и двух лет со времени за­ вершения работы над «Городами и годами», как писатель вновь вернулся к проблемати­ ке своего первого романа. Вернулся, чтобы поставленные в нем вопросы попытаться решить по-новому... Нетрудно заметить, что «Города и годы» и «Братья» сближает уже общий круг проб­ лем: гуманизм нового мира и пути строи­ тельства этого мира, взаимоотношения личности и общества в эпоху социальных перемен столь колоссальных масштабов, искусство и революция. Да и действие но­ вого романа ограничено примерно теми же хронологическими рамками: первое десяти- ' В. И. Ле н и в , Поли, собр, соч., т, 41, стр. 101,