Сибирские огни № 02 - 1972
.ской свободы». Этот момент —решающий в судьбе Андрея: отныне — нить, за которую можно было бы распутать клубок, тот са мый клубок, о котором речь и1ла уже в «Главе о годе, которым завершен роман» и в «Главе первой о девятьсот девятнадца том»: «Если б можно было начать жить сна чала... Раскатать клубок, дойти по нитке до проклятого часа и поступить по-другому. Совсем по-другому...» — отныне эта нить оборвалась и конец ее навсегда утерян. «У нас было все впереди, у нас не было ничего впереди»,— гласит один из эпиграфов -к роману. Человеком, имевшим реальнейшую воз можность принять участие в строительстве нового мира и вместо этого утратившим вся кую связь с этим миром, покидает роман Андрей Старцов. «Недавно я получил новый перевод <ро- :мана> «Города и годы» на испанский,— рассказывал в мае 1946 года Федин,— и там чудесная обложка: там изображен человек, лежащий ниц, повергнутый наземь, и его придавливают огромного масштаба песоч ные часы. Вот все. И я подумал, что это очень верно выражена основная тема —это жертва эпохи, жертва времени»1. Если метания Андрея рассматриваются подробно, и его путь в романе во многом предопределяет саму структуру произведе ния, то место и роль Курта Вана, друга и антипода Андрея, иные. Уже критика двад цатых годов упрекала писателя в том, что характер Курта не выдержан до конца, что превращение восторженного молодого ху дожника, во многом разделяющего взгляды и вкусы окружающих его достопочтенных бюргеров, в профессионального революцио нера выглядит слишком уж нарочитым. «Почему и каким образом Курт Ван ста новится большевиком? Он в равной мере мог им быть и не быть».1 23 «Неумение создать подлинный образ большевика наиболее резко сказывается в обрисовке Курта. Курт, превращенный в большевика, просто обезличивается. Федин как будто подчеркнуто лишает его всякого индивидуального своеобразия»з. Упреки подобного рода в той или иной форме повторялись неоднократно и позже. Есть они, в частности, и в работах так много сделавшей в свое время для изучения твор чества Федина Б. Брайниной.4 Думается, что сегодня, признавая спра ведливость отдельных упреков в схематиза ции характера и в слабой индивидуализации поведения героя, следует, вместе с тем, внести в эти получившие столь широкое хождение оценки некоторые уточнения. Прежде всего хотелось бы обратить вни 1 Личный архив к. А. Федина. ‘ Ник. Б е л е н ь к и й . <Рецензия на pon «Красная новь», 1925, № 5, стр. 270. 3 Д- Т а м а р ч е н к о . Путь к peaj (О творчестве К- Федина). Изд. писателей f нинграде, 1934, стр. 44. 4 Б. Б р а й н и н а. Константин Федин. ( жизни и творчества. М., Гослитиздат. 1962, мание, что, задумав Курта как антипода центральному герою романа Андрею Стар- цову, писатель отнюдь не ставил себе целью внимательно, таг за шагом, прослеживать эволюцию характера, подобно тому, как он это делает применительно к Старцову. Не сомненно, прав исследователь, заметивший: «По-видимому, Федин, создавая образ Вана, не ставил перед собой задачи воплотить з нем свое представление о революционере в полном объеме этого понятия. Этот образ (в той его части, где Ван оказывается рево люционером) был задуман лишь как анти под Старцову, осуществляющий историче ское возмездие над теми, кто отступает от своего гражданского долга.1 В этом все дело: Федин отнюдь не соби рался превращать Курта Вана в единствен ного в романе носителя той высшей прав ды партии, которой не сумел понять Андрей. Не надо сегодня забывать, что молодая советская литература оставила нам не только Клычкова и Кожуха, но и «выпрям ленного, как скелет, стриженного ежиком, каменного, торжественного командарма N с его «каменной» же улыбкой из «Падения Дайра» А. Малышкина; коммуниста из «Хулио Хуренито» И. Эренбурга, заявляв шего: «Мне кажется гораздо более занима тельным писать декреты о национализации мелкого скота, пробуждающие от сна мил лионы, нежели читать стихи Пушкина, от которых я сам честно засыпаю. Я с детских лет ничего не читал и не читаю, кроме ра бот по моей специальности...»; Елену из повести Б. Лавренева «Гравюра на дереве», у которой «были твердые, раз и навсегда установленные убеждения, заимствованные из массовой партийной литературы. Этого небольшого знания и упрямой уверенности в правоте дела партии ей хватало, и, поми мо этих интересов, ее не привлекало ничто в мире». К этому типу людей можно отнести и Курта Вана. Курт появляется на страницах «Городов и годов» четырежды: сначала это исполни тель приговора, вынесенного им единолично своему бывшему другу; затем перед чита телем предстает молодой, восторженный художник, при известии о начале войны между Германией и Россией тут же поры вающий со Старцовым; в главе о девятьсот восемнадцатом судьба вновь сводит Андрея с Куртом, но уже с Куртом-революционе- ром; и, наконец, Семидол, где Ван —пред седателем германского Совета солдатских депутатов. Развития характера, того, что отличает Андрея, практически в романе нет. Есть, скорее, два характера, до революции и пос ле революции, и те четыре отдельно взятых пика жизни Курта, которые, будь эта жизнь запечатлена графически, заметно возвыша лись бы над остальными и которые для читателя представляют особый интерес еще 13. Л е в и н с о н . Образ времени. Партия и революционный народ в творчестве К. А. Федина. Тульское кн. изд., 1964, стр. 58— 59.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2