Сибирские огни № 02 - 1972

Встретили нас в труппе, прямо скажем, не очень-то приветливо.. В ней оказались две «героини», которые претендовали на роль Тани в арбузовской пьесе, но режиссер отверг их и привез Нику. Да ко все­ му еще она согласилась с двух репетиций «ввестись» на главную роль в спектакле «Хитроумная влюбленная», от чего местные «героини» от­ казывались. Ну, как тут не посчитать Нику самонадеянной выскочкой и карьеристкой? Как можно удержаться от ехидных взглядов и от ле­ дяного молчания, когда мы появляемся в театре? Тем более, что обе «героини» —красули, не то что моя курносая Ника, которая и в «ге­ роинях»-™ никогда не ходила. Просто режиссер увидел Таню именно такой, как она. А Ника держит себя молодцом. Делая вид, что все идет нормаль­ но, она со всеми приветлива, проста и доброжелательна. И на сцене она как рыба в воде —комедийные, лирические роли —все ей удается. Я же ни с кем в этом театре не сближаюсь, и поэтому никто мне не запоминается. Ролями меня не балуют, и я этому рад. Душевно я уже давно все дальше и дальше ухожу от театра, околдованный литера­ турой... Зима стоит холодная. Иногда на деревянный город обрушивают­ ся метели. Репетируем, играем и в Энгельсе, и в Саратове, и в разных клубах. Я злюсь —все это отрывает меня от рассказов, да еще прихо­ дится таскать с собой Нани. А если и оставишь ее одну, то потом на спектакле сходишь с ума: как-то она там, закрытая на замок в пустом домишке? Не случился бы пожар, не испугал бы кто-нибудь. Мечешься в гримировочной или в коридоре, ожидая своей репли­ ки. Ника обнимет, положит голову ко мне на грудь, шепнет: — Ничего-ничего... Не волнуйся. Девочка спокойно спит. В ком­ нате тепло, свет горит... — Да-да, конечно,—бормочу я, ненадолго успокаиваясь... У дверей на сцену сидят рабочие и актеры, курят, о чем-то поти­ хоньку толкуют. Я прохожу мимо, иду в фойе. В нем темно, пусто. Из зала доносятся громкие голоса играющих актеров. Хожу мимо больших окон, ощущая лицом их свежее дыханье. За окнами пустын­ ный, заколоченный, занесенный снегом парк. Ветер бросает в черные окна снег, шумят в зале аплодисменты. Кому это? Скрип-скрип- скрип —пружинит под ногами паркет. И этот ветер в окнах напоминает шум ветра в окошках сибирско­ го старенького дома. Мария, мама... Здоровы ли они? Пишу я им ча­ сто, а вот не видел их уже лет десять. И тут встает передо мной дорога в Нальчик. Вспоминается, как я ехал с солдатом Семеном... Выплывает из прошлого облик Ирины. Стоит она под ливнем, в по­ токе валяется ветвь, Ирина рвет с нее в подол яблоки и кричит мне: Белогрудой красоте платье синее идет..« Я так ясно вижу и слышу ее, и не то беззвучно смеюсь, не то плачу. Нет-нет, не потому, что я ее любил или люблю. Но я мог лю­ бить, я мог целовать ее прядки, я мог бродить с ней ночами в парке, писать ей стихи, потому что я был молод. Я все мог, и я все делал. Я был вольным. Я благодарю судьбу за то, что она одарила меня моим Нальчиком. А теперь всего этого у меня нет. Нет тех, кому я кричал «Аве, Мария!» и которые наполняли мою жизнь и счастьем, и горем, и све­ том. Теперь я семейный человек, хозяин дома, пекущийся о дровах,