Сибирские огни № 02 - 1972
вчера, или даже год назад, когда ты входил в переднюю, устало волоча за собой лыжи, на которых еще не успели растаять снежинки, и когда в комнате стало прохладнее от ворвавшегося морозного воздуха, то все было бы понятно: Но правдоподобно ли, чтобы ты помнил хруст снега в далеком Карсе, когда все, что было с ним связано, давно исчезло, испа рилось, перестало существовать или перелетело на другую планету и -стало недостижимым. Значит, произошло чудо, потому что другим сло вом нельзя определить этого странного состояния, которое овладело Гле бом, когда он, шагая по аллеям Тимирязевского парка, вдруг почувство вал себя переброшенным через целую пропасть, набитую годами, гео графическими картами, рельсами, виадуками, мачтами затонувших ко раблей и бесчисленными песчинками воспоминаний. Он шел и сам ди вился тому, что с ним происходит. Во-первых, он уменьшился раза в три или четыре, на нем крошечные валенки, шубенка и башлык, туго пере вязанный чьей-то заботливой рукой. Он возвращается домой вместе со сторожем Акимом из противоположного конца города, где живет такой же маленький карапузик, родители которого дружны с его мамой. Ему кажется, что весь мир состоит из широкого неба и ослепительно-белого -снега. Ему кажется, что снег скрипит не под его ногами, а в нем самом, что снег хрустит во рту, в ушах, в глазах и в каждом вздохе, который вырывается из его маленькой груди. Нет, так не бывает в жизни. Снег не может так хрустеть, ему не положено так хрустеть, и все же он хру стит именно так. Хрустит бесшабашно, стихийно, как свистит в по ле никем не сдерживаемый ветер. Может быть, этот хруст снега и есть суть жизни, может быть, ничего не было, нет и не будет, кроме этого не вероятного, ни с чем не сравнимого хруста снега. Он забыл даже груду драгоценностей, которую принесла Онька, приставленная к нему нянь кой. Он смотрел тогда, как завороженный, на эти сверкающие камни. Когда позже он прочел сказку «Лампа Алладина», она показалась ему знакомой. Эту лампу еще до Алладина держала в руках Онька, ше- ютнадцатилетняя шельма, купившая на базаре разноцветные стеклышки, поразившие его воображение. Могло ли ему прийти в голову, что почти через полвека в далекой Финляндии, о которой он тогда не имел ника кого представления, такие же карские парни, но одетые не в шинели, а в полушубки, будут трепетно прислушиваться к такому же хрусту сне га, чтобы не попасть в ловушку к неприятелю. А снег хрустел под ногами белый, спокойный, равнодушный ко все му миру. А Глеб думает только о том, как это получается, что снег хрус тит себе и хрустит, будто ничего кроме него не существует, а живет и властвует один только равномерный, неумолимый хруст. Глеба не инте ресовало ни то, что будет дальше, ни то, что было раньше, ни слышанные им рассказы о старой крепости, которую почти сто лет тому назад брали приступом русские солдаты; одну роту вел на приступ его дед. Еще в прошлом году дед качал его на своих коленях. Глеба не ин тересует щебетание молодых учительниц, пьющих чай во время переры ва у его мамы. Его не интересуют ссоры губернатора и коменданта, о ко торых трещит весь город Он все слышит, все запоминает, что говорят взрослые, и почти всегда делает свои выводы, но сейчас ему не до этого. Он был поглощен хрустом снега, как любитель музыки бывает поглощен звуками любимых мелодий. Он не замечал, что рядом с ним идет Аким. Он привык к этому бородатому молодому сторожу, словно сошедшему с полотен Васнецова. Глеб стал маленьким центром, вокруг которого вращался весь мир. А весь мир в этот момент состоял только из белого, твердого, самого обыкновенного и в то же время самого фантастического снега. Боже мой. как объяснить тем, которые ходили по этому снегу сот
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2