Сибирские огни № 02 - 1972

Я продолжал изучать циферблат, быть может потому, что никогда над ним не задумывался. А теперь он напомнил мне переводные картин­ ки, которые я так любил в детстве. До сих пор вижу я, как на бледных, как белые ночи на Неве, листах волшебной бумаги выступают зеленые, красные, желтые цветы, деревья или маленькие тигрята. Весь мир при­ надлежал переводным картинкам и они этим пользовались. Циферблат напомнил мне эти картинки с тою разницей, что его никто не перевел, и поэтому никто не может увидеть его обратную сторону. Может быть, если бы перевели циферблат, как переводную картинку, то мы увидели: бы много не только интересного, но и необычайного. Детство было от меня уже далеко, когда в Японии я впервые увидел японские крупинки; когда их бросаешь в стакан воды, то через секунды это уже не стакан воды, а море, в котором плавают совсем как живые стайки разноцветных рыбок. Циферблат напоминал мне и эти волшеб­ ные крупинки. Он тоже расцвел бы и ожил, если бы мы нашли состав, в который можно было бы его опустить. Простая вода сюда не подошла бы. Быть может, мы бы увидели более величественное зрелище, чем ча­ рующие краски восхода солнца где-нибудь в горах Кавказа или Пами­ ра. Разве не интересно было бы увидеть разъединение двух морей, со­ ставлявших прежде один океан. Японские крупинки молниеносно разворачиваются прежде всего предметами детского мира — картинками книг: птицами, собачками, зайчиками. Здесь какая-то перекличка отдаленного прошлого с отдален­ ным будущим. Мы видим, как в миниатюре, все, что нас окружает, и эти предчувствия будущих радостей, если капли росы когда-нибудь смочат наши волосы. И как с переводных картинок сыплятся на меня с белых вершив циферблата куски стран, городов, морей и озер. Старый часовщик не улыбается. Он будто в щелку преисподней смотрит через лупу в чрево часового механизма. Если в третью букву слова «лупа» вставить черточку, то получится Луна. Может быть, эти два разных слова гораздо ближе друг к другу, чем это кажется часов­ щику. Часовщики и гробовщики — это почти одно и то же — вспомнил я слова, сказаные мне в старом Петербурге одним молодым часовщиком. Как по арене цирка, скакала одна одинокая секундная стрелка, И казалось, что циферблат вздрагивает от ее безумного бега. А она ска­ чет, как испуганная лошадь. Часовщик наконец обратил на меня знимание. Сколько же времени можно вертеться у прилавка и глазеть на самые обыкновенные белые циферблаты (цветные тогда еще не вошли в моду, не говоря о черных). Я открыл свой походный русско-японский словарик и спросил на лома­ ном японском языке: — Вы могли бы проверить мои часы? Он кивнул головой. Я хотел протянуть их часовщику, но не мог. В жилетном кармане их не оказалось. В другом—тоже. Вероятно, я их Оставил в гостинице. А может быть, потерял на пляже. Впрочем, так бывает всегда с людь­ ми и с предметами. Если ты слишком долго начинаешь о них думать, копаться в них и фантазировать, они тем или иным путем от тебя ухо­ дят. А эти часы, потерянные мною в Японии, смотрят теперь в чужое не­ бо бесчисленными глазами белого циферблата и не видят ничего, кро­ ме стрелок, которые разрезают время, как хлеб, на маленькие ломтики. Сентябрь, 1927. Оннума (Япония),