Сибирские огни № 01 - 1972

И по отношению к своему помощнику он не так уж суров. Он заботится о нем, ■посылает обедать прежде, чем сам пообедает; отправляет спать, а сам работает за двоих. Благодаря своей опытности, находчивости, быстрой сообразительности он не раз спасает его от смертельной опасности. «Будете другой раз ворон ловить!» — ворчит он, когда Николай, неловко соско­ чив на крутой откос полотна, едва не скатился на рельсы прямо под колеса. Маши­ нист мгновенно закрыл регулятор, дал контр-пар и остановил поезд... Проходит немного времени, и студент уже подружился с машинистами, кочега­ рами. стрелочниками. Все на станции знают его. Но вот и конец практики. Прощание с машинистом, с товарищами по работе. Николаи Дат ооратно в Петербург, снова в студенческой форме, умытый, причесан­ ный, но еще с черным лицом. Крупинки угля глубоко проникли в поры кожи, и, как говорят опытные люди, прежний цвет лица вернется к нему не раньше, чем через полгода. Он едет и думает: что может сравниться с каторжной работой этих тружеников? С постоянной опасностью? А ведь потом этот самоотверженный работник выбрасывает­ ся на улицу, без пенсии, без всяких Средств... — Ника!— ведь это настоящий рассказ! Неужели вы не записали его? У вас есть дарование, я уверена. Сознайтесь, вы пишете? Я не ошиблась? Николай безнадежно махнул рукой. — Пробовал, ничего не выходит. Сажусь писать — живые сцены встают передо мною. Люди, о которых я, кажется, знаю все— что они делают, думают, говорят. Иной раз так жаль становится своих героев, что я готов заплакать, честное слово! Но, может быть, все они живут только в моем воображении? Нет, я убедился в том, что литературного дара у меня нет. — Но почему вы так думаете? Пусть судят другие. Николай грустно покачал головой. — Еще в гимназии затеяли мы журнал, и все, что я писал, никому не нрави­ лось— ни товарищам, ни родным. Правда, наш учитель словесности всегда хвалил мои сочинения, хотя ставил неизменно тройки — «за безграмотность»! — Ну, а потом, после гимназии? Вы больше не писали? — Писал,—виновато сознался он.— Стихи писал и рассказы. Один рассказ — товарищи одобрили, а переписчица проливала над ним слезы — понес в редакцию и, проходя мимо церкви, даже перекрестился: «Святой Николай, моли бога, чтобы при­ няли мою рукопись». Не помогло — вернули и такую оценку дали...— Он улыбнулся.— Потому я и срезался тогда на экзамене. — А что же, позвольте вас спросить, вы делаете с вашими произведениями? — Рву или жгу... — Но что-нибудь у вас все-таки осталось? — Конечно,— нехотя признался он. Надя сказала, покраснев: — Вот вы попросили меня подарить на память один из моих рисунков. И я по­ дарила, хотя мне самой он вовсе не нравится. А теперь я прошу вас дать мне почи­ тать что-нибудь из того, что вы написали. — Боже мой, да на что вам это? Впрочем, если хотите... Я был бы так счаст­ лив,— прибавил он,— если б мог дать вам что-нибудь стоящее вашего рисунка. — Благодарю вас,— просто сказала Надя и протянула руку. Быстро промелькнули рождественские каникулы. Наде казалось, что никогда еще время не летело так стремительно. Наступил день отъезда. У крыльца уже стояли извозчичьи санки, укладывался нехитрый студенческий багаж, а Ника еще прощался с Надей. — Вы даже представить себе не можете, как много значит для меня наше зна­ комство. И спасибо, что вы поддержали меня, моя единственная читательница.