Сибирские огни № 01 - 1972

быть? И с каждой уходящей в небытие минутой тревога все больше ов­ ладевала мной, и наконец я не выдержал и вышел на улицу. Было светло, несмотря на столь поздний час. Это потому, что при­ ближалась пора белых ночей. Долгота дня подходила уже к восемнад­ цати часам. Было тихо, и в этой тишине особенно резко прозвучала сирена «скорой помощи», и машина, обдав меня пылью, промчалась на той стремительной скорости, когда становится тревожно и неприятно. Я проводил ее взглядом и быстро пошел в ту сторону, куда пошла Лиза. У аптеки стояла женщина, ждала автобус. — «Скорая помощь» прошла, не знаете, что случилось? —спросил я. — Нет. Не знаю,—ответила женщина. — Извините,—сказал я и пошел дальше, мимо парка, направляясь к клубу. Может, Лиза на последнем сеансе? Он еще не кончился и тог­ да я ее встречу. У Дома культуры было пусто. Два ярких огня освещали ступени. Шел последний сеанс и поэтому никого не было. И ужасно одиноко я почувствовал себя, и тут повстречал контролершу, и спросил у нее, нет ли Лизы на фильме. — Вроде не было,—ответила она.—А что? Растерялись, что ли? Удивительно непостоянство чувств у человека. Оно настолько пере­ менчиво, что только диву даешься. Еще совсем недавно я был сердит на жену, а вот сейчас бегу, полный тревоги. Где она? Что с ней? И ощу­ щение такое, что я больше ее не увижу. И уже не думаю о том, почему она ко мне так изменилась, почему взамен любви, горячего, страстного чувства — холодок, неприязнь? Не думаю. Все мои помыслы сведены к одному —найти ее! Ах, если бы у нас были дети. Теперь, с годами, то, что их нет, особенно остро чувствуется. Если есть дети, значит, жизнь продолжается. Это значит, живут твои гены. Но у нас нет детей. И это значит, мои гены умрут вместе со мной... Чертовщина, какая чертовщи­ на в голову лезет! Я не люблю думать ни о старости, ни тем более о смерти. Зачем? Все придет в свой час. Так не надо его приближать, даже думами о нем... Но почему я стал думать о смерти? А, это я все тревожусь о Лизе... Что с ней? Где она? Слава богу, окно в Лизиной комнате было освещено. — Как я рад, что ты дома! —входя к ней, сказал я. Кутаясь в платок, она зябко повела плечами. — Я была на станции. Думала уехать. Сесть и уехать. Но, оказы­ вается, это не так просто. Надо сначала развязать здесь все узлы и уже только после этого завязывать новые... Нет, эго ужасно! Почему одни живут в Москве, в Ленинграде или в Киеве, а другие должны всю жизнь прожить вот в таких поселках, как наш? Что это, судьба? Или неумение устроиться? Нет, я не могу здесь больше жить! Жить, чтобы умереть здесь?..— Все это говорила она, уставясь в пол, как бы нахо­ дясь все время в состоянии тяжелого раздумья. — Ну, зачем же так,—присев с ней рядом на край кушетки, ска­ зал я.—Не надо так мрачно смотреть на жизнь, тем более на будущее. Не такое уж у нас безвыходное положение. Скоро летние каникулы, можем съездить на Черное море... И потом, ты не совсем права. Да, здесь невесело, и нельзя сказать, чтобы люди жили интересно. Но наш долг помочь им... — А! —досадливо сказала жена.—Все это ерунда! Мы же не вос­ питываем, а только учим. И разве ты не видишь, как эти люди пьянст­ вуют. Нет, я не за таких людей. Человек, не умеющий бороться за нор­ мальную жизнь, не вызывает у меня ни симпатии, ни сочувствия...