Сибирские огни № 01 - 1972

янской, о Гастелло, о панфиловцах и вижу, как вначале появившийся интерес элементарного любопытства сходит с лиц ребят, заменяясь на­ летом жалости к погибшим. Да, не только гордость подвигом своих соотечественников я хочу воспитать у детей, но и сочувствие к тем, кто погиб, чтобы они пожалели их, как своих близких. А потом мы сидим у костра, печем картошку и выкатываем ее обуг­ ленную и такую ароматную, какой никогда не бывает дома. И едим, и ребята смеются, им весело обжигаться и смешно от того, что рты у всех черные, и вроде даже и следа нет в их глазах от той печали и жалости, какие они испытывали у обелиска, но я знаю —зерно брошено в хоро­ шие души, оно будет прорастать и в нужный для родины час развер­ нется бессмертным знаменем, имя которому Патриотизм! В парке безлюдно. Редко кто сюда зайдет днем и поэтому ничто меня не отвлекает от раздумий. На этот раз я думаю об Игнатьевиче. Ему неинтересно жить. Почему? Откуда апатия? Не потому ли, что он не включен в большое дело? Я ему ответил, что у него был маленький интерес. Конечно, так оно и было. Дом, сад, телевизор, мотоциклет — какой же это большой интерес? Другой разговор, если бы его захватила идея общественного созидания. И я думаю о том, как было бы чудесно, если все люди нашей страны, как один человек, с интересом, увлеченно, даже азартно строили бы прекрасное будущее. А что оно будет пре­ красно, я не сомневаюсь. Но хватит о будущем. Надо о сегодняшнем. Ах, Игнатьевич, Иг­ натьевич, что же мне предпринять, чтобы в твоей семье был мир? И тут мне в голову приходит мысль: «Надо поговорить с Люсей». Да-да, если нельзя палку остругать с одного конца, то почему бы не попробовать с другого. То есть, если Игнатьевич глух к моим словам, не внемлет голосу здравомыслия, то почему бы не воздействовать на Люсю. И по­ чему бы Люсе, моей бывшей ученице, не послушать своего старого учи­ теля. Ведь должно что-то в ней остаться хорошее, чистое от той милой девочки, которая, отвечая урок, смотрела на меня большими ясными глазами, в которых было столько прелести и непорочности. Да-да, я должен с ней поговорить! И я решительным шагом направляюсь к булочной. Пересекаю пло­ щадь, иду мимо камня, на месте которого должен стоять памятник. Иду мимо буфета. Заглядываю в большое окно, вижу склоненную кудлатую голову Игнатьевича, и быстрей, быстрей, чтобы он не заметил меня, не догадался, куда я иду. В общих чертах жизнь Люси мне известна. Ей еще не было и де­ вятнадцати, когда она вышла замуж за молоденького шофера, только что отслужившего в армии. Но жизнь у них почему-то незаладилась. Расстались. После этого Люся вскоре вышла замуж за грузчика, тоже молодого парня. Тот пил. Опять расстались. И вот теперь она с Игнать­ евичем, человеком старше., ее почти вдвое. Меня всегда приводит в не­ доумение подобное несоответствие в возрасте. Я понимаю, пожилому мужчине, конечно, должно быть заманчиво прикоснуться к молодому телу, но совершенно непонятно, с какой стати юная девушка заводит шашни с пожилым человеком. Непонятно! Впрочем, непонятно, может, потому, что я человек старого времени. Я, например, никак не могу постигнуть, как это так может девушка отдаться мужчине до бракосо­ четания? Больше того, как она может выходить замуж за другого бу­ дучи не девушкой и тот, другой, не придает такому факту никакого зна­ чений? Непонятно мне это. Да, непонятно... Я не посмотрел на часы и совсем не учел, что булочная в это время закрыта на перерыв. Ну, что ж, тем лучше. Никто не помешает нам