Сибирские огни № 01 - 1972

при неукоснительнейшем взаимном уваже­ нии, более того — любви. В этом — разрешение непосильного для школьного литературоведения противоре­ чия: как случилось, что из-под одного и то ­ го же гениального пера выходят, с одной стороны, послания к Чаадаеву и в Сибирь, а с другой — стансы «В надежде славы и добра...» и продолжающие их стихи «Друзь­ ям» («Нет, я не льстец...»). «Свободный певец свободы и закона» как называет Пушкина В. Н. Иванов, бе­ седует с временем на равных, мудро пони­ мая пределы его возможностей и пытаясь, во имя главного и высшего, договориться с временем. На уровне посредственности такие пере­ говоры действительно приводят к конфор­ мизму. На пушкинском уровне они привели к трагедии. «Отношение Пушкина к царю и государ­ ству,— пишет В. Н. Иванов,— было неким родом кратковременного равновесия очень сложного ряда сил, и такое равновесие могло быть неустойчивым». Точный, многое объясняющий итог! Книга В. Н. Иванова не лишена недо­ статков. Главный из них: не все «рекон­ струированные» воображением писателя эпизоды убедительны. Например — и про­ должительная беседа Пушкина и Вяземско­ го в одной из тогдашних московских бань. Или — в начале книги — то место, где моло­ дой Пушкин, поспешая в первый день само­ стоятельной жизни на службу в Коллегию иностранных дел от Калинкина моста на Английскую набережную в Петербурге, ре­ шает воспользоваться яликом и плывет в сопровождении лодочника вдоль всей Фон­ танки (против течения!), да еще изрядный кусок по Неве. Да это же вернейший спо­ соб опоздать — не говоря уже о том, что Самсониевский мост, под которым якобы пронесся ялик, явно явился здесь на месте Симеоновского: подвела писателя память по части ленинградской топонимики! Едва ли уместно в контексте книги ци­ тирование строк из дантовского «Ада» в современном переводе М. Л. Лозинского. Но. как мне кажется, отдельные недо­ статки лишь в малой степени смогут пов­ лиять на общую оценку книги. Не так давно в Хабаровске мы встре­ тились с В. Н. Ивановым в его рабочем ка­ бинете. Восьмидесятитрехлетний литератор, человек сложнейшей судьбы, рассказывал о дальнейших своих планах, о будущей книге, в которой продолжается и развива­ ется главная тема творчества писателя в последние десятилетия: русский народ и русская государственность в историческом аспекте. Органическим звеном в этот большой труд входит и работа о Пушкине — работа, которая не многим была бы по плечу. ИЛЬЯ ФОНЯКОВ Юрий Давыдов. Глухая пора листопада. Роман. М., «Молодая гвардия», 1970. Героическое единоборство партии «На­ родная воля» с царским самодержавием со­ ставляет одну из ярких страниц отечествен­ ной истории. Своего апогея борьба эта до­ стигла 1 марта 1881 г., когда на набереж­ ной Екатерининского канала в Петербурге бомбой народовольцев был смертельно ра­ нен царь Александр II. Этим террористи­ ческим актом народовольцы надеялись выз­ вать в России революцию или восстание. Сменивший на престоле убитого царя Александр III перешел к жесточайшим реп­ рессиям и подавлению всего передового и демократического движения в обществе. В стране воцарилась глубокая реакция, по­ разившая все сферы общественной жизни. Партия «Народной воли» понесла большие потери: многие ее руководители погибли на виселицах или в тюрьмах. Но, несмотря на разгул правительственной реакции в 80-х годах, народовольцы не сложили ору­ жия. Вот эти события 80-х годов XIX века и положены в основу нового романа Юрия Давыдова «Глухая пора листопада». В ро­ мане описывается борьба «Народной воли», ослабленной, с одной стороны, арестами, с другой стороны — в результате так называ­ емой «дегаевщины», провокации, устроенной департаментом полиции. Дегаевская прово­ кация отражена в романе довольно под­ робно. Юрий Давыдов много и успешно рабо­ тает в жанре исторического романа. Перу писателя принадлежит целый ряд книг («Март», 1964; «Этот миндальный запах», 1966; «Новое небо», 1967 и др.). В основу его нового произведения легли действитель­ ные исторические события начала 80-х го­ дов прошлого века. Всюду это сделано с большим знанием фактов, материалов, ис­ точников. Герои романа (не считая второ­ степенных) — подлинные исторические лица. Показывая правительственный лагерь, ла­ герь реакции, Ю. Давыдов дает меткие и выразительные портреты его деятелей. Здесь и царь Александр III, человек весьма по­ средственный, и граф Д. А. Толстой, вдох­ новитель и проводник реакционной поли­ тики, назначенный царем министром внут­ ренних дел и в то же время... президент Академии наук, безусловно, человек не без способностей, но враг всего прогрессивно­ го, «злой гений России». Здесь и ловкий, хитрый подполковник Г. П. Судейкин, ин­ спектор секретной государственной полиции, один из первых организаторов политиче­ ской провокации, склонивший народоволь­ ца С. Дегаева на путь предательства... Лагерю правительственному в романе противостоит революционный лагерь, на стороне которого, конечно, все симпатии и чувства автора. Основное место в рома­ не отведено изображению событий револю­ ционного мира, мужественной борьбе рево