Сибирские огни № 01 - 1972

лящим, легковесность и небрежность. Тем же часом приходили серьезность, отвраще­ ние к шумихе, забота о действительности, жизненности, полноте стихового слова, же­ лание быть достойным нашего времени, на­ шего Отечества, стремление приобщиться к его исполинским свершениям. Нравственное, гражданское созревание личности неотдели­ мо от созревания творческого. Эта хорошо известная истина подтверждается опять и опять новыми биографиями, судьбами, но­ выми книгами стихов. Своей недавно вышедшей книге Влади­ мир Цыбин дал высокое имя — «Глагол»; в стихотворении, носящем то же название, автор объяснил, что же побудило его так поступить. «Я слова трудно жду, подспуд­ но»,— так начинает он. Да, только тяжелым трудом добывается верное, сильное слово, то, о котором можно сказать — «неподкуп­ ный прямой глагол». И все же одна только непомерность, напряженность усилия не мо­ жет быть залогом успеха, источником вдохновения Необходимо видеть, во имя чего трудится поэт, что стремится воплотить в своем стихе. И Цыбин признается; Мне много надобно терпенья, холодного, словно гранит, чтоб неподатливое время в своей строке остановить- И ожиданье, и терпенье — это ступени, предшествующие тому решающему мигу, когда замысел, вдохновение, волнующие поэта, отливаются в образе, в слове, начи­ нают независимое от него существование, храня вместе с тем в себе частицу личности своего создателя. Вот тогда и можно ска­ зать: И он, прорвавшись сквозь молчанье, уста немые разожмет и вдруг пророческим звучаньем тебе всю душу обожжет! Сберегая строгость оценок и истолкова­ ний, поэт вовсе не намерен витать в заоб­ лачных сферах. Как и полагается искателю высоких истин, он не отрывается от земли и делает это с большей решительностью, потому что у него имеются свои заповед­ ные края, свои родные мотивы, которые он и призван ввести в поэзию. Что я принес с собой из тех краев, тех где врастают корни облаков в речную предрассветную полуду? Таковы первые строки его книги. И далее: Что я принес с собой издалека? Ушедшее отлетовать в стога травы июльской грустное сказанье, далекого степного огонька нетленное певучее сиянье? Вот и встали рядом с классическим «не­ тленное»— местные «полуда» и «отлето­ вать», встали естественно, плотно, подчер­ кивая убежденность поэта, стремящегося свои степи, рябые от гроз, представить во всем их неярком обаянии, так, чтобы они восхищали, манили и тех, кто никогда их не видел. Для этого нужно, чтобы ни на минуту не возникало сомнение в их искрен­ ности. Вот и остается поэт с глазу на глаз со своей родной землей, будто начисто за­ бывая о нас, читателях, которых на повер­ ку в конечном счете и имеет в виду... И актер, исполняющий свою роль, и жи­ вописец, сидящий перед полотном, и поэт, склонившийся над элегией, конечно же, вступают в тесное душевное общение со своими зрителями, слушателями, читателя­ ми. Но, употребляя театральный термин, они ни в коем случае не смеют «играть на публику», добиваясь дешевого и непрочного успеха, должны оставаться в образе, ими создаваемом, и этим завоевывать ума и сердца людей, им внимающих. Потому и трогают нас строки Цыбина, что он передал в них силу своего чувства. И тотчас, в этом же стихотворении, мы за­ мечаем одно удивительное и плодотворное противоречие, которое можёт быть уже paar решено в пределах всей книги. «Мне без тебя весь белый свет — чужбина!» — дваж­ ды говорит Цыбин в беседе со своей Стеньга. Что же, значит, только о ней и речь в его книге?! Нет, не только... Тогда — он пре­ увеличивал свою любовь, сгущал краски? Ни в коем случае! С той поры, как были произнесены несравненно прекрасные слова: «Нам целый мир — чужбина. Отечество нам — Царское село», а затем начертавшее их гениальное перо воплотило тот же целый мир с порази­ тельной, родственной проницательностью,— после этого уже неоднократно была показа­ на и доказана естественность, оправдан­ ность подобного совмещения чувств, лишь по видимости противоречивых. Да, поэт ши­ рокомыслящий органически сочетает любовь к Родине с заботою о счастье всей Земли. Места, известные ему с детства, ставшие частью его души, никогда не уходящие из памяти, оказываются той опорной точкой, которая позволяет ему познать весь мир. Нет-нет, да и заявит о себе несправед­ ливое, неосновательное представление о кру­ гозоре тех поэтов, что начинают свой путь с деревенских впечатлений. Так происходит, когда сельское объявляется неразрывно связанным с замкнутостью, ограниченно­ стью, недоверием ко всему, что находится за пределами околицы. Что греха таить, от­ печаток подобных умонастроений лежит на стихах некоторых поэтов. Но они решитель­ но перечеркнуты всем творчеством таких мастеров нашей поэзии, как Александр Про­ кофьев v Михаил Исаковский, Александр Твардовский и Алексей Сурков. Смоленщи­ на, Ладога, Верхняя Волга для них оста­ лись навсегда священны. Но разве это по­ мешало им принять в свое сердце тревоги и радости страны и планеты, устремиться в дали пространств и времен! Именно эта традиция и имеет доброе бу­ дущее, подтверждаемая и развиваемая уси­ лиями наследников. Цыбин — один из них. Вот задумывается он над тем, «какая у из­ бы душа?» — и отвечает на этот вопрос с