Сибирские огни № 01 - 1972
Кой ка медведя, и единственный во всей округе с войны 1914 года имел георгиев ский крест. Зато жена его Евдокия Федосовна была красива и неутомима в работе и в мате ринстве. Последнюю дочь она родила уже без малого в пятьдесят лет. В ее обличье было что-то цыганское — смуглость кожи, карие пронзительные гла за, густые смолистые волосы. Но на эту красоту наложили заметный отпечаток тя жесть крестьянского труда, лишения голод ных военных лет. Во всей своей раскован ности и совершенстве красота проявилась в дочерях. С двумя из них я когда-то учил ся в школе, две выросли и уехали из Кру- гачей уже без меня. И вот эти... Глаза немного привыкли к темноте, и теперь я мог различить черты их лиц. Я не вольно залюбовался Таней. Мне вдруг да же боязно стало за Гошину соловьиную песню — слишком много в ней было риска. Распрощавшись, я направился к дому. Завтра с утра по совету Максима Василь евича я должен был пойти порыбачить на Котлеметьевские омуты, где сейчас хорошо берется окунь. Едва я миновал овражек, как позади фыркнул, словно застоявшийся конь, Го шин мотоцикл, с минуту глухо поворчал и, раздвигая улицу ярким лучом света, по мчался мне вдогонку. Сквозь завесу взмет нувшейся пыли я разглядел за широкой Гошиной спиной светлую кофточку Тани. Еще немного — и мотоцикл взлетел на не высокий пригорок за деревней и скрылся за темной грядой сосен. Клев был действительно отменный. Я тотчас же отложил в сторону вторую удоч ку и едва успевал управляться с одной. Вода в Уе имеет желтоватую окраску. На омутах, особенно в безветренную погоду, она кажется густой, словно крепко зава ренный чай. Рыба, попавшаяся на крючок, у самой поверхности бывает похожа на метущийся уголек. Но вытащенная из во ды, она вдруг блеснет уже не красным, а серебряным боком. И затем долго бьется в траве, постепенно слабея и затихая. Примерно через час на моем кукане, привязанном за талину, болталось десятка два крутобоких окуней и чебаков. Как на беду солнце начало беспощадно жечь спи ну, Я разделся, но и это не помогло. И тут мною овладело непреодолимое желание нырнуть в эту густую, пахнущую хвоей, воду. Я поплыл на середину реки. Течения почти не было, и вода в некоторых местах, казалось, была подогретая. Но стоило сде лать два—три гребка, как тело вдруг об жигало холодом. Это со дна поднимались ключевые столбы. Я повернул обратно и тут увидел на крутом берегу всадника на ма ленькой мышиного цвета лошади. Он ехал неспешным шагом, впереди его по кустам пробирались несколько, видимо, отбивших ся от стада, коров. Вскоре с той стороны, куда ехал всадник, послышались голоса. Одевшись, я направился туда. Это было место дойки коров. Под рас кидистой березой остановилась машина, и доярки при помощи худенького шустрого мужчины, по всей вероятности шофера, сгружали на землю пустые фляги. Я поздоровался. Женщины шумно от кликнулись на мое приветствие, а мужчи на — это был Юрка Луков ■—как будто об радованный тем, что его полку прибыло, вышел мне навстречу, доставая из карма на пачку папирос. — Клюет? — спросил он, сморщив на солнце веснушчатое загорелое лицо.— Вот туда б, чуть повыше, отойти,— показал он в сторону цветистого луга,— там напротив семенников клевера по отмелям с бредеш- ком можно полазить. Жаль некогда, а. то б- компанию составил. Сейчас доярок отвезу, молоко — на отделение, а сам на покос... Всадником оказался Иван Иванович Потемкин, наш бывший сосед. Он по-моло дому спрыгнул на землю, отпустил лошадь и подошел к нам. — Вот жинка привязала к себе,—объяс нил он свое пастушество.— Сама всю жизнь около коров и меня туда же... Чо стоять-то на жаре, пошли в тенек. Едва мы присели возле машины, как на дороге появился мотоциклист. Это ехал Петр Демидович Вулихов, кругачинский бригадир. Рослый, плечистый, он обошел вокруг загона, внимательно приглядываясь к чему-то. — Опять Дашка не вышла на работу,— не то спросил, не то засвидетельствовал он сердито.— И что остается делать с чело веком! — Пять трудодней срезать,— посовето вала одна из доярок, на что другие отве тили дружным смехом. — Таких, как она, и правда, не меша ло б обратно на трудодни посадить,— про должал ворчать бригадир. — А ты что это, Петр Демидович, рас паляешься? — с иронией откликнулась же на Потемкина Ефросинья Прокопьевна.— Сам председатель нам выходные дал, а ты работать заставляешь, сплататор эдакий. — Ты мне, Прокопьевна, политику не пришивай,— заулыбался, направляясь к нам, Вулихов.—У вас непрерывное производ ство. — Для кого непрерывное, только не для Дашки, эта когда хоть перерыв себе уст роит,— послышалось из дальнего угла за гона. Между тем на разные голоса звенели подойники, мирно посапывали коровы. Дойка продолжалась. Петр Демидович присел рядом с нами. Иван Иванович, протягивая ему пачку «Прибоя», сказал: — С сенокосом-то, Демидович, неладно получается, все уже второй день косят, а мы с жинкой вчера сбегали, часок-другой покосили, и ей уже на дойку пора...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2