Сибирские огни № 01 - 1972
ми — пять лет. Деревня за это время пре образилась, стала крепче. И «углами» и «пирогами». Но по-прежнему она остается матерью, провожающей с болью в сердце своих сыновей за околицу. Утром, едва в маленькое оконце кладов ки проскользнул первый солнечный луч, я услышал, как у соседа звякнул молоток о бабку. Тихо, как будто боясь разбудить де ревню. Я вспоминал: кто же тут живет рядом? Когда-то жил Егор Иванов, отмен ный шорник. Но он давно уже подался ку да-то «на лучшие хлеба» и вывез свой пя тистенник. Вчера я заметил, что и другой сосед Уткуновых, Дмитрий Шинкевич, уб рал свою избушку, но теперь на ее месте стоит новый пятистенный дом. Между тем деревню как будто встрях нули: вся зазвенела. Отрывистые, уходя щие в землю удары молотков слились с про тяжной петушиной перекличкой. Кругачи дружно отбивали литовки. Сенокос! С бывшего «нашего» края деревни на двигался приглушенный гул. Гонят стадо. Пощелкивают, как ветки в костре, суставы застоявшихся за ночь коров, слышится по сапывание. Глухо реванул на всю округу бугай. И сразу же скрипнула дверь в избе, зашатались половицы подо мною, скрипну ла вторая дверь. И со двора донеслись ла^- сковые слова хозяйки, выпроваживающей корову. И я вдруг подумал: что, если бы не бы ло у этих людей ранней утренней заботы о своем, личном? Помнится, мать моя после переезда в город много месяцев тосковала по хлеву с коровой, по этому вот рассвет ному бдению. Да и сейчас еще вряд ли от выкла от него. Позавтракав, иду в контору, где пред стояла дележка покосов. Мероприятие это назначено было с вес ны. После посевной председатель собрал народ и сказал: — Дружно постараемся, накосим для колхоза, а потом пять дней выходных... Пять дней хватит? — Како уж там — пять ден,— вставил Егор Мыков, чудаковатый кряжистый му жик,— раньше и одного не давали, а уп равлялись... Кругачинская бригада первой во всем колхозе выполнила план сенозаготовки. И вот завтра — первый из тех пяти дней, обе щанных председателем. Из центра колхоза в Кругачи приехал делить покосы главный бухгалтер Булав кин. Он — из кругачинских, все его знают и называют без отчества — Петро. Он си дит прямо на столе, свесив ноги, и сверты вает бумажки, как сказал Егор Мыков.— жереби. Двое или трое мужчин заглядыва ют ему через плечо. Несмотря на жаркое лето, у кого-то оказалась на голове ушанка, или ее спе циально принесли, чтобы не совать кулами- ща в узкую щель кепки. Петро складыва ет бумажки в ушанку, и вот у стола тол кучка. Бородатому Григорию Круглову перво му выпало счастье получить свою долю. Он отходит в сторонку, не разжимая кула ка. Остановился, священнодействует. Трях нул бородой, тихо выругался — недоволен. Молчит, оборачиваясь к толпе. А навстречу ему Устин Бойков, кузнец. Улыбается. — Что?— спрашивает его Круглов сер дито. — Гаврилина Лука. А у тебя, Василия? — Считан, что ничего. Маркин хутор. Там же Антон Вяткин со своими ударни ками для колхоза вылизал все. Такую пу стыню и в жереби включать не стоило б. — Зря говоришь, Василия, по опушкам слабо копен двадцать поставишь,— возра зил Бойков. — Что — зря! — вскипел Григорий. — Или у меня глаза повылазили. Вчерась был там. Возникшую перебранку шуткой уладил подошедший Егор Мыков: Давай, Василии, по нужду сходим, ко сить начнем — некогда будет. ...Прислонившись к косяку, у окна сто ит Пелагея Гудкова. По-прежнему краси ва, хотя и постарела уже. Вдова бывшего гармониста Тимохи Гудкова, которого я по молодости лет плохо помню. Не ее одну постигла горькая судьба. Из сорока ушед ших на фронт кругачинских мужчин шест надцать не нашли дорогу назад. Другие вдовы со временем вышли за муж вторично, а Пелагея Петровна так и состарилась в одиночестве. Спокойно, с легкой усмешкой смотрит Пелагея Петровна на разгоряченных му жиков. И когда Булавкин поднял над го ловой единственную бумажку: кто не тя нул? — она шагнула к столу. Вечером Максим Васильевич предложил «обмыть» удачу — ему попалась Быструш- кина Заимка, где, как он сказал, есть та кие прогалины, в которых и клеверок во дится, и мышиный горошек — самое лаком ство для скотины. Хоть и выпили, однако долхо засижи ваться за столом Максим Васильевич не стал— выезд на покос в четыре часа утра. Я вышел из кладовки, когда у ворот уже фыркала запряженная лошадь. Жен щины, тихо переговариваясь, укладывали торбы с едой на день. Максим Васильевич вроде удивился моему раннему пробужде нию. мол, в городе вы непривычные под ниматься об эту пору. И посоветовал идти отдыхать. Но я все же настоял на своем. Он не стал спорить и положил в телегу лишнюю литовку. Ехали втроем. Жена Максима Василь евича вслух вспоминала, все ли взяла, сам
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2