Сибирские огни № 01 - 1972

Николай Георгиевич любил делать подарки детям. Он смотрел на их сияющие, счастливые лица и сам радовался, может быть, больше, чем они. С детьми он отдыхал душою, с ними он чувствовал себя свободно и привольно. И дети платили ему горя­ чей привязанностью. Где бы он ни был — в деревне, на изысканиях, в поездах, в го­ родах,— повсюду его окружали дети. Они с нетерпением ожидали появления «дяди Ники», тянули каждый в свою сторону. И он внимательно выслушивал их, вникал » их детские тревоги, радости, огорчения. Но главное — были сказки, которые по требованию детей сочинялись и рассказы-/ вались с таким мастерством, что ими заслушивались не только дети, но и взрослые. Вот сказка о «книжке счастья», которую нашел маленький больной мальчик. Он не мог участвовать в детском празднике, весь мир казался ему аптекой, а все люди докторами, которые заставляли его пить горькое лекарство. Однажды он поднял ва­ лявшуюся на земле, грязную, затоптанную книжку, прижал ее к себе, и на душе вдруг стало легко и весело, потому что это была книжка счастья. А ночью к мальчику при­ летела фея и повела его через весь город к высокой горе, на которой стоял волшебный замок. В этом замке спала заколдованная царевна. Чтобы все люди были счастливы,, надо было разбудить ее. Но ее сторожил злой волшебник. Две дороги вели к замку: одн а— освещенная, по которой шли нарядные, веселые дети, а другая — темная, гряз­ ная, по которой шли злые, голодные дети. Но по мере того, как дети поднимались по> первой дороге, сердца их каменели, и когда они добирались до замка, они забывали, зачем пришли, и сами превращались в камни. Только пройдя темную, страшную доро­ гу, можно было попасть туда, где уже не действовала сила волшебника. А вот сказка о веселой, хорошенькой курочке Куд, которая однажды весною ушла с птичьего двора, чтобы погулять на солнышке у пруда. Она встретила высокого, на тонких ножках, смешного петушка, который прыгал так высоко, как не умел никто из ее знакомых домашних кур и петухов. И курочка Куд пошла за ним. Она многое- узнала, многому научилась, познакомилась с цаплями, учеными, рассудительными, доброжелательными, подружилась с двумя счастливыми, радостными чайками. Цапли предупредили: — Ты, петушок, и ты, Куд, и все вы, кто услышит нас,— берегитесь: идет человек, с ружьем... Но беленькая, радостная чайка, носившаяся над прозрачным розовым озером, не услышала этих слов. Раздался выстрел, и она упала мертвая к ногам охотника. Он поднял ее, посмотрел и отбросил в сторону. Она была ему не нужна. А вторая чайка металась, взлетала то вверх, то вниз и кричала, словно хотел» всем рассказать о своем горе. Слезы стояли на глазах у маленьких слушателей, да и рассказчику казалось, что вот-вот он заплачет вместе с ними. Сказки сочинялись мгновенно, по заказу слушателей, но мысли, вложенные в них, и раньше бродили в голове автора. Так было и с этой сказкой. Николай Георгиевич был ярым противником охоты. Прочитав в одном альбоме- запись Мамина-Сибиряка, считавшего, что охота «одно из самых здоровых удоволь­ ствий», что она «укрепляет мужчину и придает ему необходимую смелость...», Николай Георгиевич в том же альбоме, как бы в ответ Мамину, написал: «Охога— удовольствие, созданное диким человеком, конечный финал ее смерть- другого...» О том, с какой удивительной быстротой сочинял свои сказки Гарин, вспоминают многие его друзья. «По вечерам,— пишет Куприн,— мы долго, большим обществом, сидели у него на балконе, не зажигая огня, в темных сумерках, когда кричали пароходы, благоухала белая акация и блестели при луне листья магнолий. И вот тут-то иногда Николай Геор­ гиевич импровизировал свои прелестные детские сказки. Он говорил их тихим голосом, медленно, с оттенком недоумения, как рассказывают обыкновенно сказки детям. И мне не забыть никогда этих очарозательных минут, когда я присутствовал при том, как. рождается мысль и как облекается она в нежные, изящные формы..;»