Сибирские огни № 01 - 1972
Г А Р ИН Весна выдалась дружная, снег быстро таял, текли ручьи, и распутица была такая,, что казалось, Гундуровка отрезана от всего мира. В это время меньше всего можно было ждать гостей. И все же на второй день пасхи, к удивлению хозяев, у крыльца остановилась коляска. Незнакомый грузный человек лет пятидесяти поднялся по ступеням и пред ставился: — Станюкович. Николай Георгиевич опешил. Константин Михайлович Станюкович? Знаменитый писатель? Что занесло его в глухую Гундуровку? Да еще в весеннюю распутицу? А между тем Станюкович с удивлением и интересом рассматривал хозяина. Ни колай Георгиевич — красивый, седеющий, с молодым еще лицом,— сразу понравил ся ему. Не прошло и часа, как Станюкович уже чувствовал себя старым другом этой ми лой, скромной семьи. И всем казалось, что они уже много лет знают друг друга. Константин Михайлович привез радостную весть: рукопись очерка о Гундуровке прочитана и одобрена Глебом Успенским, Златовратским и критиком Николаем Кон стантиновичем Михайловским. Последний предлагает напечатать очерк в журнале «Русская мысль», если автор даст согласие. Сам же Станюкович так заинтересовался автором, что решил поехать к нему, познакомиться и лично передать предложение Михайловского. Константин Михайлович провел в Гундуровке три дня, и эти дни были настоя щим праздником для Михайловских. О чем только не переговорили они! Станюкович был остроумен, умел метко и зло изображать людей. Он живо рассказывал о литера турной жизни столицы. Он считал, что необходимо создать журнал, который мог бы объединить передовых писателей. — А не найдется ли у вас еще что-нибудь для печати? — спросил он. Нехотя и смущенно Николай Георгиевич пробормотал, что он попытался запи сать историю своего детства. Начал он ее давно, но все как-то не хватало времени, и вот теперь он много работает над ней, но еще не закончил. Он задумал написать се мейную хронику, но далеко не уверен, что все это стоит внимания. — Ну уж об этом позвольте другим судить,— перебил его Станюкович.— Очень прошу вас, дайте мне рукопись. — Нет, тогда, если разрешите, я вам почитаю. Пишу я так, что сам едва раз бираюсь в своем почерке. И он прочитал несколько глав из «Детства Темы». Уютно устроившись в кресле, Станюкович слушал с нарастающим интересом. Он. казалось, позабыл все на свете. Надежда Валериевна следила за выражением его лица. Николай Георгиевич кончил. Легко, как юноша, несмотря на свою полноту, Станюкович вскочил с кресла и, подбежав к Николаю Георгиевичу, крепко обнял его. — Поздравляю вас,— сказал он.— Это прекрасно. В каждом из нас живут воспо минания детства, пусть далекие, туманные. Сколько мыслей, сколько чувств разбудит в душе читателя ваша повесть! И все это потому, что в ней нет ничего выдуманного, все пережито, перечувствовано. Вы — настоящий, большой талант! Я это сразу почув ствовал, и чутье не обмануло меня. Я уверен в том, что вас ждет заслуженная слава. Он помолчал, потом прибавил с лукавой улыбкой. — Но уж не обессудьте, вашим крестным отцом в литературе буду я. Не зря тащился я по этакой распутице, чуть не увяз в грязи, чтобы разыскать вас в вашей глуши. Поверьте, кругосветное путешествие было намного легче! Николай Георгиевич стоял растерянный. Неужели это не сон? Неужели сбудется то, о чем он мечтал всю жизнь?
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2