Сибирские огни № 01 - 1972

провели весело и беззаботно. И в школе, и в деревне только и было разговоров, что о предстоящей елке. На елку стремились все — даже старики и самые маленькие дети. — Поди вот с ним, ревмя-ревет — на елку! Чего будешь делать — притащила! — И мать смущенно опускала на пол заплаканного малыша, который, застыв от восхи­ щения, засунув палец в рот, не мог отвести глаза от стоявшей в гостиной высокой — до потолка — залитой огнями елки. На елку устремлены все взоры, и старшие ребята уже с нетерпением ждут по­ дарков. Школьникам — бумага, карандаши, книжки, шапка орехов с пряниками; дру­ гим — ситца на рубаху, кушак и тоже орехи. С елки каждый может взять что-нибудь, по желанию. И сколько же волнения, сколько беспокойства в детских глазах — как бы. не промахнуться, выбрать получше. Но самое интересное происходит на третий день. Дети выстраиваются в две ше­ ренги — по обеим сторонам елки, а возле нее уже стоят наготове несколько мужчин. В тишине раздается команда Николая Георгиевича: — Вали! И громадная, увешанная игрушками и сластями елка плавно ложится в широком проходе между детьми. — Елка ваша,— весело кричит Николай Георгиевич, и тут начинается нечто не­ вообразимое. Каждый спешит сорвать с елки что только в его силах. Случается, что какой-нибудь трехлетний неудачник, упустив добычу, заливается горькими слезами, но горе его длится недолго. Упущенное с избытком возмещается ему из кладовой. Так заканчивается детский праздник. Но и взрослые весело гуляют на святках. В первый день праздника Николай Георгиевич с Надеждой Валериевной объезжают всю деревню и развозят подарки,: кому — чай и сахар, кому — ярлык на муку, кому— на дрова, кому — крупы, кому — говядины. А вечером к ним в дом являются ряженые — парни, девушки, молодые жен­ щины — погрызть орехов, поплясать, попеть. Костюмы — самые несложные: девушки — в одежде братьев, парни — в сарафанах; неизбежный медведь; мочальная борода... На другой день — обед для женщин, а под Новый год — для мужчин. Для жен­ щин — со сластями, для мужчин — с водкой. И долго потом не смолкает на деревне веселый говор и смех, до поздней ночи слышится громкое пение. А еще совсем недавно — года три назад — иначе проходили в Гундуровке святки. Рано затихали голоса, и лишь порою пьяные, угрожающие крики долетали до усадь­ бы. И тогда Николаю Георгиевичу приходила в голову мысль, что, быть может, он напрасно взялся за это трудное и неблагодарное дело, которым он никогда не зани­ мался и в котором до той поры в сущности ничего не понимал. И вот теперь, прислушиваясь к шумному веселью, он радовался тому, что побе­ дил недоверие крестьян. Теперь это были уже не немытые, нечесаные медведи, кото­ рые исподлобья, как на заморских зверей, смотрели на новых владельцев усадьбы. Теперь перед ним были открытые, добродушные лица, глаза смотрели ласково и при­ ветливо. И деревня уже не выглядела такой нищей, как прежде. Ветхие избы сме­ нились новыми, и гундуровцы весело поглядывали на них. И Николай Георгиевич больше не жалел потраченного труда, не жалел, что бросил прежнюю деятельность, хоть и любил ее бесконечно. Правда, тогда он мог принести пользу миллионам людей. Но для служения этим миллионам найдется много других инженеров. А кто, кроме него, позаботится об этих трех-четырех сотнях не­ счастных, заброшенных гундуровцев? Никто, положительно никто! Иногда он как бы с удивлением спрашивал себя: откуда у него это упорство, это желание во что бы то ни стало помочь беднякам, эта любовь и жалость к ним? У него, выросшего в богатой семье? Уж не от «наемного» ли двора пошло все это? Не там ли впервые познакомился он с тяжелой жизнью бедняков и со всем, что было в них хорошего и дурного? Нз тогда ли он дал себе первые клятвы, что будет помогать им и бороться за их счастье? И он снова мысленно благодарил мать за то мгновение, когда перед ним откры­ лись ворота «наемного» двора, открылась дверь в широкий мир жизни. 7* 99