Сибирские огни, № 12 - 1971
Илья ПанИчкин, но выдюжил и встал, и выдрался в жизнь. Мудра природа, обязуя человека выжить — не затем, чтобы он просто коптил небо, а чтобы нес жизнь по це почке дальше. Только затем. Непостижимая и прекрасная в своей неразрывности связь. И вот сейчас под боком у Лахтина безмятежно спит редкозубый парнишка с велико лепным фингалом на глазу, приобретенным неизвестно за что — во всяком случае, не за подлость. Лахтину не хотелось думать, что за подлость. Клочок аммонитной обертки прояснял многое и одновременно страшно усложнял все. Лахтин чувствовал себя так, будто терял последнюю, невозродимую надежду. Герка спал крепко, но чуть за окном начало зариться, вскочил, потолкал Лахтина, забывшегося в позднем неглубоком сне. — Михаил Кузьмич, пора. Рябки в очередь записываются. С вечера они условились побродить под гольцами по кедровым и ельниковым кур тинам — посвистеть рябчиков, чтобы после полудня — домой. — Что-то устал я, Гера,— сказал Лахтин, длинно зевая и кутаясь.— Намотался вчера вдоволь, до чертиков. Давай сделаем так: ты иди один, а я пару часов подрем лю и тоже приду. — Да чего там, ладно, спите,— сказал великодушно Герка.— Это у вас с непри вычки. — Ну, конечно, с непривычки. Ты-то вон как огурчик. Где мы встретимся? Герка задумался. — Держите вверх по ключу, до большого курумника. Его мимо не пройдешь. Я тоже на него выскочу. В случае чего — дадим друг другу по выстрелу.— Он шумно шопил из котелка холодный чай, добавил:— А собаку заприте, чтобы не прицепилась. Ну ее. — Хорошо,— сказал Лахтин,— запру. Он в самом деле задремал и в короткой дреме этой увидел Илыо Паничкина. Не теперешнего — огрузлого, с глубоко запрятанными, без зрачков, глазами, а молодого, коротко стриженного, губастого. Илья смеялся и говорил: «Ты, Михаил, надо мной, как рок, право. Но ежели захотеть — завтра все рыжие будем!..» Лахтин открыл глаза — в избушке было совсем светло. Стеклянная банка на до ске подоконника, заваленного остатками еды, голубовато светилась. Клякса лежала на тех же тряпках, вытянув длинную морду вдоль лап, время от времени всхра пывала. Первым делом Лахтин решил осмотреть пол. Поддевая лезвием топорика, тща тельно перетрогал каждую плаху. Все плахи были приколочены накрепко, под ними не угадывалось ни подполья, ни даже незначительной пустоты. Он распахнул дверь и вскарабкался на чердак. Собственно, чердака не было. Между скошенной крышей и потолком оставалось открытое с трех сторон пространство. Потолок был устлан кустами бересты, корьем и плотно засыпан землей. Там можно было едва проползти на четвереньках. Он прополз, но тоже ничего не обнаружил и только свалил головой летучую мышь. Костлявый комочек шлепнулся, неуклюже потащился, сонно шевеля перепонча тыми крылышками. Потом Лахтин спустился вниз и самым добросовестным образом стал обшари вать вырубку вокруг избушки — пни, дуплистые колодины, вросшие в землю камни. Но .это уже было почти безнадежно, и Лахтин, только измотавшись, бросил пустое занятие. Он сел на пороге избушки, закурил. Собака легла рядом, и когда он взгляды вал на нее случайно, она вся напрягалась, преданно глядя ему в лицо. «Привязчивая собачара». Он потрепал ее по загривку, и Клякса поползла к нему, метя хвостом. Докатился одинокий выстрел — Герка, вероятно, заждался. Лахтин заманил в избушку собаку, отрезал кусок хлеба, куропачьи лапки бро сил, запер дверь. Для пущей важности, подкатил чурбаыок.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2