Сибирские огни, № 12 - 1971

За столом командовала Вера Алексеевна: накладывала гостям за­ куску, подливала вина. Все это она делала легко, весело, с присказками- прибаутками, подшучивая над собой и над угощением. Гости начинали постепенно оттаивать. Кира, зная мать, втихомолку посмеивалась. Вера Алексеевна старалась не просто так —она решила во что бы то ни стало помирить Петра и Ольгу, чтобы затем получить от них твердое обещание сдавать комнату только Кирочке—до окончания училища. Трудность примирения, по мнению Веры Алексеевны, заключалась в том, чтобы на первой фазе застолья обойти в разговоре все щепетиль­ ные темы, которые могли бы напомнить о размолвке. Так, ни в коем случае нельзя было говорить про автобусы, про шоферов и вообще про автомобильное дело. Также нельзя было говорить про домашние дела, кухню, стирку и т. п. О детишках тоже лучше было бы не упоминать. Вера Алексеевна говорила о реке, как она изменилась за двадцать лет, помутнела и стала теплее; о рыбалке, которой так увлекается ее муж; о бесплатном медицинском обслуживании —о проблемах и задачах в этой области; о гостролях Московского театра. Говорила, почти не умол­ кая. В какой-то момент, Вера Алексеевна знала, что такой момент наста­ нет, они должны объясниться —эта, так сказать, разрядка произойдет здесь, за столом, но чтобы это случилось, надо им помочь, подтолкнуть: метким словом напомнить о ссоре. Когда было выпито рюмки по три, по четыре, и Петр стал розовым, а Ольга похохатывала над каждой мало-мальской шуткой, они наконец-то взглянули друг на друга, и во взглядах их не было неприязни. Вот этого- то момента и ждала Вера Алексеевна. Она всплеснула руками, будто вспомнила о чем-то чрезвычайно важном: — Да, Петя, что же вы молчите, как ваши шоферские дела? Отмучи­ лись? Петр сморщился, жалобно посмотрел на нее, на Ольгу —та откашля­ лась, построжала лицом, кивнула с таким видом, словно хотела сказать: «Ну-ка, ну-ка, выкладывай, сейчас мы тебе намылим шею». По тону, с которым Вера Алексеевна задала свой коварный вопрос, она почувство­ вала в ней союзницу. Петр, помаргивая, принялся рассказывать, почему сорвалось в первый раз: — Я им на шесть вопросов ответил —как от зубов. Сам удивился. А потом заело: ни тпру ни ну. Долго говорить не могу, язык не ворочается. Чего-то задевает там, вроде как кашей рот забит. Ольга хихикнула, но тут же строго поджала губы. — Да знал я! —негромко вскрикнул Петр и пристукнул по столу: —• Знал! На этот раз попрошу, чтоб в два приема говорить, с передышкой. И сдам, вот клянусь, сдам! Вера Алексеевна соболезнующе вздохнула: — Трудно вам. Насилуете себя, здоровья не жалко. — Во, во, а я что говорила! —вскинулась Ольга.—Втемяшилась дурость, дался ему этот автобус,—она поворачивалась то к Петру, то к Вере Алексеевне.—Вот попомни мое слово: задергают тебя на нем, не рад будешь. Так ты восемь часов отъездил и—с приветом, гори все огнем. А там с утра до ночи будешь возить. Денег, говорит, больше. На две копейки! Лучше б, вон дядя Гоша советовал, поросеночка б завели, в столовых корму —от пуза, возил бы задаром. Мясо б на рынок —вот те и автобус! Об мотоцикле мечтает, я ж не возражаю —вот и мотоцикл был бы. А так, сами посудите, откуда ж, с автобуса, что ли? Дети растут — тоже думать надо. — Вы правы,— печально согласилась Вера Алексеевна.—Все надо, надо, кругом заботы, целыми днями крутитесь, света белого не видите.