Сибирские огни, № 011 - 1971

комнаты, а тот, расшатанный, вынес в дровяник. Уютно стало в ком­ нате. Когда все собрались за новым столом обедать, Степан объявил о своем решении: с завтрашнего дня он бросает школу и поступает на завод учеником электромонтера. Мать с Васькой пытались отговаривать, но он, при молчаливом одобрении отца, настоял на своем. Он был убежден тогда, что только так обязан поступить, именно такая отдача требуется от него. Степан лежал на кушетке и курил. Дым слоился по комнате, вы­ текал в окно. В замочной скважине крутнулся ключ, послышался из-за двери встревоженный голос матери: — Кто-то там есть. Наверно, Степан на обед пришел. А сколько времени? — Двенадцать должно быть скоро,—ответила скороговоркой Настя-дворничиха, входя следом за матерью.—Здравствуй, Степан! '— Здорово, теть Настя. — К тебе и зайти нельзя- накурил, хоть топор вешай. — А ты ко мне? —Степан сел на кушетку.—Давай выйдем в ко­ ридор. Настя была дочерью дяди Вани, и пост дворника достался ей, можно сказать, по наследству. Службу свою она исполняла порой ста­ рательнее, чем требовалось, частенько превышала свои должностные права, шастая из квартиры в квартиру и секретничая по углам. Неуга­ сающий интерес к жизни обитателей дома постоянно заряжал ее энер­ гией, так что и в свои шестьдесят лет она, сухая и юркая, оставалась для многих Настей. — Не надо. Степан! Я к Петровне,—дворничиха отступила к печ­ ке и затараторила вполголоса: —Никого другого нету в нашем доме, Петровна, как твой Степан. Вот истинный крест, не вру! Я уж всех знаю во как! Такой рассудительный, такой хозяйственный, такой ма­ стеровой—золото, а не мужик. Это ж девки дуры —от добра добра ищут и мимо счастья своего ходят. Верка, вон, позарилась на мото­ цикл и на ковры... — Теть Настя,—остановил ее Степан,—не сватать ли пришла? — Бог с тобой. Степан, какая из меня сваха,—дворничиха сму­ тилась, забубнила что-то. приглушив совсем голос. — Проходи в кухню,—сказала мать громко.—Я сейчас. Отды­ шусь маленько. Она прошла в комнату, постояла перед Степаном. На его лице — невозмутимость. А узорчатая алюминиевая пепельница кустарного литья набита окурками. — Опять? —спросила опечаленно. — Что? — Степан прикинулся, будто не понимает ее. — Телевизор теперь будешь мучить? — Почти угадала,—Степан улыбнулся.—Не знаю еще. Мать вздохнула, ушла в кухню, прихватив пепельницу. Степан смял окурок, втиснул в спичечный коробок. Придумала же сказать: теле­ визор мучить. Впрочем, заготовки давно пылятся на книжном шкафу. Там же стоит баночка со столярным клеем. Выпроводив назойливую дворничиху, мать вернулась с пепельницей в комнату, посидела у стола. Видно было: настраивалась поговорить. — Чего тебе? —поторопил Степан. — А ты угадал,—сказала мать и опять задумалась. — Что?