Сибирские огни, № 011 - 1971

возгласы казашек в белоснежных жавлуках, сливающих кобылье, ко­ ровье, козье молоко в кожаные бурдюки, в деревянные сбойки —на кумыс, на масло, на курт, на иримчик. В воздухе плавают острые запахи овечьего сыра, кислой козьей шерсти. Летний вечер — самые счастливые часы дня на привольных джейлявах кочевников. У юрт зажигаются очажные костры. В казанах варится пахучая баранина. Слышится мелодичное треньканье домбр, заливистый смех девушек с звенящими от серебра косами, затеваются игры, песни. Здоровые, сильные люди: всюду жизнь, любовь, ревность. И все.это необычно ново, ярко для горожанина... Да, люба, люба охотнику-устькаменогорцу его родная заиртышская степь!.. **❖ Митяйка и я на дроф ехали впервые. И как все, что не изведано еще, запечатлевалась с особенной яркостью переправа на «самолете»1 через Иртыш вместе с отрадненскими хохлами (так зовут устькаменогорцы степняков «тавричан», выходцев из бывшей Таврической губернии), и разговор Митяйки с ними о дрофах. Запомнились мне все подробности, все интонации медлительного, певучего их говора. И старый, седой-седой, с какой-то даже проголубенью, с темным и твердым, словно подсохший боб, до глянца выдубленным солнцем лицом хохол и, видимо, его сын — еще совсем молодой, с только-только режущимся черным усом, широколицый парубок, в одинаковых домо­ дельных коричневых свитках, на вопрос Митяйки, появились ли на их полях дрофы, долго глубокомысленно молчали, переглядывались между собою, словно никак не решались выдать важную государственную тай­ ну, и наконец старик разродился невразумительными, с какой-то нату­ гой произнесенными словами: — Та черты их батька знае —мабуть и прийшлы, тильки мне до них ни якого дила... Вот, мабуть, Опанас бачив... Но и Опанас после такого же длительного раздумья тоже не обрадо­ вал Митяйку и еще тягучей, точно с невероятным усилием выкатывая из глотки каждое слово, пробубнил: — У прошлую годыну гуртовались, а нонн ни бачив... Да и ни к чему они мне ваши дрофы, тильки за зря хлиб жруть...—Оттрудился и с пол­ нейшим равнодушием отвернулся от Митяйки. Все это и мне, и Ивану, и Володе показалось таким смешным, что мы не смогли удержать улыбок. И только возмущенный Митяйка (как это можно не интересоваться дрофами?) плюнул и проворчал: — Его даже дрофы не интересуют! О штоб ты сдох, мазница! Мы уже переправились через Иртыш, уже проехали казачий поселок Меновное, а оскорбленный в самых сокровенных охотничьих своих чув­ ствах Митяйка все еще ворчал: — Ну и жмот —потерянных колосков на жнивах пожалел! И харя- то какая-то, как ржаная булка!.. н» За первым подъемом на невысокий мягкий увал, с которого нам открылось ровнейшее плато ковыльной степи, лишь кое-где тронутое нлугом, Митяйка уговорил Ивана и Володю взять бинокль: «Чем черт1 1 Плашкоутный паром. б