Сибирские огни, № 011 - 1971

яу: полк пододвинули к самому Грайворону, уже занятому пехотой, их батарее приказали окопаться на берегу Чира. — Вон же хата моя, говорил Волошко.—И тополь видать. — Закопаетесь, отпустишь Ивана,—приказал комбат Кустову,— До утра. Пусть детишкам сахара, масла возьмет в каптерке. Орудие закопали, отрыли щели и укрытия, замаскировались; вдруг откуда-то вынырнувший «Юнкере» прошел, строча из пулемета вдоль батареи, и исчез за рекой. Ивану, который копошился со своим мешком, готовясь в путь, одна пуля попала в спину, а другая —в шею. Кустова и сейчас гложет совесть, что не отпустил его раньше: око­ пались бы и без него. Но разве знаешь, где поджидает тебя твоя пуля.,. Утром Кустов пошел в деревню, разыскал дом Ивана. Изба его под соломенною крышей была целая, но без единого окошка, с расхлюстан- ными дверями, с порубленными пристройками. Во дворе ни животинки: ни кошки, ни собаки, один тополь шумел, да и вся деревня, наполовину выгоревшая, изъезженная танками, была пуста. Кустов обшарил хату от чердака до предпечья, звал, кричал, наконец в погребе нашел оглох­ шего, полунемого мальчонку лет восьми. В деревне все еще рвались мины, и Кустов взял мальчонку на бата­ рею. С трудом добились от него, что мать умерла от «хворобы», старшую сестру немец на огороде «вбив», а брат с младшей сестрой ушли в Грай- ворон, «ще не вернулись». — Давно ушли? — По весне,—ответил мальчонка. Трое суток сын Волошко жил на батарее, безбоязненно бегал в ручей за водой: он был глухой и не боялся мин, потом старшина отвез его в Грайворон: полк уходил на новые позиции... — ...Двадцать миллионов советских граждан, мужчин и женщин, защищая священные рубежи нашей Родины, погибли на полях сражений, но никто не забыт и ничто не забыто. Живые свято хранят память о пав­ ших, потому что смерть солдата —всегда смерть героя. Прошу почтить погибших соратников наших вставанием... ...Коля Горностаев был великий щеголь. За фляжку спирта он вы­ менял у казака-кубанца новенькую, серого каракуля с алым верхом кубанку. Не положена артиллеристу кубанка, но старшина закрывал гла­ за на нарушение формы: чудился уже конец войны, а Коля был развед­ чик и любимец комбата. И очень шла, надо сказать, та кубанка невысо­ кому, широкоплечему, с отчаянными глазами Коле. В глубине души Ку­ стов завидовал другу: закатно алела на лихой Колиной голове бархат­ ным своим верхом кубанка. Они с Колей стояли в окопчике НИ на берегу Троны, катившей свои черные, так и не замерзшие воды. Истекал зимний денек,— падал тихий снежок, дымы горящей за бугром деревни поднимались столбом вверх. Коля добыл где-то соленый арбуз, они резали и ели его, толкуя Отом, о сем. На той стороне пряталось в садах с полдюжины домов не­ большого хуторка с силосной башней посредине. Как шляпа гриба-мухо­ мора, краснела на башне черепичная крыша. Батарея молчала: не подвезли снаряды, притихли и немцы, сидев­ шие в хуторке. Такие короткие затишья случались в эти дни. — С комбатом в городе были,— сказал Коля.—Чешку одну видел. Зовут Ивонна. Останусь в Чехословакии, женюсь на чешке. — А Люся? —спросил Кустов. (Коля всю войну возил фотографию Люси Скляренко, вырезанную из общей карточки десятого «а»). — И на ней женюсь. Война кончится, я буду жениться на всех кра­ сивых девушках. И на вдовах... молодых.